– Какое слово лучше, чем «завещал»?
– Даровал, – ответил я.
Квинн подошел к Моне сзади и, не прерывая ее яростного стука по ни в чем не повинным клавишам, повесил ей на шею камею.
– Ты ведь не пытаешься сделать из нее наследницу тетушки Куин? – спросил я.
Мона продолжала печатать.
– Она – Бессмертная Офелия, – отозвался Квинн, не обращая внимания на мое замечание.
Мы оставили Мону у компьютера, прошли по коридору до дальнего балкона и спустились во двор. Там мы отыскали пару металлических стульев, которыми я, как оказалось, никогда не пользовался, – весьма симпатичные витые стулья Викторианской эпохи. Все мои вещи либо весьма симпатичные, либо бесспорно прекрасные – тут уж я ничего не могу поделать.
В саду нас окружили банановые деревья и ночные цветы. Мелодичное журчание воды в фонтане смешивалось с клекотом компьютерной клавиатуры и шепотом Моны. Я слышал плач оркестров в ночных клубах на рю-Бурбон. При желании я мог бы услышать все звуки этого проклятого города. Небо, затянутое бледно-лиловыми облаками, отражало городские огни.
– Зря ты так думаешь, – сказал Квинн.
Я встряхнулся:
– О чем ты, братишка?
– О том, что я делаю из нее наследницу тетушки Куин, – сказал он. – Как ты не понимаешь? Все, что тетушка хотела отдать, – все эти платья, украшения и прочее, – она уже отдала Жасмин. В банковских ячейках накоплено более чем достаточно для будущей жены Томми и для избранницы Жерома. (Позвольте напомнить: Жером – сын Квинна и Жасмин.) А я позволил Моне унаследовать лишь десятую часть тетушкиных эксклюзивных шелковых платьев. Жасмин в любом случае никогда не станет их носить. Да и на блестящие туфли никто не претендует. Как и на камеи из обыкновенных ракушек.
Если бы тетушка Куин могла знать о том, что со мной произошло, о том, «кем я стал», как мы это деликатно называем; если бы она знала, что Мона теперь со мной, что случилось невозможное и мы вместе, она бы захотела, чтобы я передал ее вещи Моне. Ей понравилось бы, что Мона разгуливает в ее невероятных туфлях.
– Эти платья и туфли делают ее счастливой, – сказал я. – Скорее всего, пока она болела, все ее вещи исчезли.
– Что ты видел, когда проводил Обряд? Что это за женщина-младенец?
– Я видел, что новорожденная дочь Моны была вполне развитой женщиной, монстром в глазах собственной матери. Тем не менее Мона любила плод своего чрева. Заботилась о дочери. Я видел это. А потом она ее потеряла. Все произошло, как она тебе говорила. Дочь ушла от нее.
Квинн был в шоке. Он не уловил ничего подобного в мыслях Моны.
Но Кровь способна открыть тебе то, что никто не хочет знать. Это пугает. И пленяет.