– Это существо действительно было настолько странным и ненормальным? – Квинн отвел взгляд и продолжил: – Помнишь, несколько лет назад я уже рассказывал тебе об этом… Мэйфейры пригласили меня на ужин. Роуан показала мне ферму. Была там какая-то тайна, какая-то темная история клана Мэйфейр. Я понимал это, наблюдая за Роуан – за тем, как она молчит, как думает о чем-то своем. Но я не замечал этого в Майкле. Но даже теперь Мона не желает посвящать нас в эту историю.
– Квинн, ты ведь тоже не собираешься рассказывать ей, почему ты убил Пэтси, – возразил я. – Год за годом мы будем идти дальше и постепенно начнем понимать, что исповедоваться друг перед другом совсем не обязательно, ведь, изливая душу, ты порой заново переживаешь мучительные моменты своей прошлой жизни.
Распахнулась задняя дверь, и по металлической лестнице зацокали каблуки. Мона спускалась вниз, держа в руке две напечатанные страницы.
Она обошла двор по кругу и объявила:
– Боже, я просто влюблена в эти туфли!
Льющийся из окон второго этажа свет делал ее похожей на восковую куклу.
Мона встала перед нами и подняла указательный палец, как делают монахини в школе:
– «Должна признаться, хоть я и существую в этом необыкновенном состоянии всего две ночи, мне стало абсолютно ясно, что природа моей силы и способ существования свидетельствуют об онтологическом превосходстве чувственной философии, которая укореняется во мне, по мере того как я минута за минутой, час за часом продвигаюсь в постижении окружающей меня вселенной и моего личного микрокосма. Это требует от меня немедленного переопределения мистического, которое, как я говорила прежде, заключается в возвышенном и в то же время абсолютно плотском состоянии, сверхъестественном и оргаистическом, что освобождает меня от эпистемологической скованности, когда я пью кровь или смотрю на пламя свечи.
Несмотря на то что герменевтика боли когда-то совершенно убедила меня в моем личном спасении, поскольку я однажды совершила всеобъемлющую молитву об Избавлении, во время которой обнимала Христа и целовала пять его ран, чтобы обрести силы и вынести приближение конца, казалось неизбежного для меня, теперь я обнаружила, что иду к Богу по абсолютно неопределяемым тропам.
Возможно ли, что я, будучи вампиром, имею одновременно душу вампира и душу человека и таким образом избавляюсь от человеческих обязательств и любых человеческих условностей? Думаю, что нет.
Думаю, наоборот, теперь у меня сверхчеловеческие обязательства: исследовать, как можно максимально использовать мою силу, ведь, несмотря на то что я стала вампиром по доброй воле и приняла крещение Кровью, по рождению, по физическому строению я человек и, следовательно, должна соблюдать принятые в мире людей условности, хотя никогда не повзрослею и не умру в общечеловеческом смысле этих слов.