Но какое дело до всего этого такому верующему, как я?
Только проглотив все статьи, посвященные путешествиям Папы, я обнаружил на столе записку от охраны, в которой сообщалось о том, что днем заезжал Майкл Карри и просил ему перезвонить.
На мой звонок никто не ответил.
Накануне ночью я вернулся очень поздно и не повидался с Моной и Квинном. Наверное, они все еще спят.
В квартире царила зловещая тишина. Видимо, для Джулиена и Стеллы тоже еще было слишком рано. Или, возможно, мой последний отпор отбил у Джулиена охоту к посещениям. Едва ли. Вероятнее всего, он восстановил силы и выжидал момент для нападения.
Я уже собрался снять трубку и набрать номер, который Майкл оставил охранникам, но тут увидел его внизу. Он шел к моему дому.
Я пошел его встречать. Сверкающий огнями вечер был полон ароматов, доносившихся из множества кухонных окон.
Я махнул охранникам, чтобы они пропустили Майкла.
Он словно обезумел. Та же белая «тройка», что и накануне вечером, только ворот рубашки расстегнут и галстук отсутствует. Весь мятый, грязный, взлохмаченный.
– В чем дело, дружище? – спросил я, протягивая ему руку.
Майкл тряхнул головой. Слова застревали у него в горле, мысли путались. На каком-то подсознательном уровне он закрыл от меня свои мысли, но в то же время постоянно обращался к моим.
Я провел его во двор. Майкл истекал потом. В саду было слишком жарко, следовало отвести его туда, где попрохладнее.
– Идем, – сказал я. – Поднимемся наверх.
Мона в прелестном платье голубого шелка и туфлях со шнуровкой до коленей появилась в дверях, когда мы подошли к задней гостиной. Волосы растрепаны: она только что встала с постели.
– Дядя Майкл, что случилось?
– Привет, малышка, – слабым голосом ответил он. – Выглядишь великолепно.
Майкл рухнул на бархатный диван, уперся локтями в колени и обхватил голову руками.
– Что случилось, дядя Майкл? – снова спросила Мона.
Она явно боялась прикоснуться к нему и поэтому присела на краешек ближайшего стула.
– Это Роуан, – ответил Майкл. – Она лишилась рассудка, и я не знаю, сможем ли мы на этот раз вернуть ее. Это хуже всего, что было раньше.
Он посмотрел на меня:
– Я пришел сюда, чтобы просить тебя о помощи. У тебя есть над ней власть. Прошлой ночью ты ее успокоил. Вероятно, ты способен сделать это еще раз.
– Но что с ней произошло? – спросила Мона. – Она снова в кататоническом ступоре?
В сознании Майкла я уловил только какие-то путаные картинки. Вопрос Моны его разум, как мне показалось, не воспринял. Оставалось довольствоваться его словами.
– С ней сейчас Стирлинг, – сказал Майкл, – но ему не справиться. Утром она настояла на том, что хочет исповедаться. Я позвал отца Кевина. Около часа они оставались наедине. Естественно, он никому не расскажет о том, что она говорила. Если вас интересует мое мнение, то, думаю, отец Кевин сам на грани. Нельзя обычного священника, такого, как отец Кевин, привести в такую семью, как наша, и ожидать, что он уцелеет, что он что-то объяснит или что он будет способен исполнить свое предназначение. Это несправедливо.