— Где… я? — Слова прошелестели, как легкое дуновение ветерка.
— Я солдат! — ударил себя в грудь Георге. — Понимаешь, солдат. Румын я! Георге Виеру.
— Что… со мной?
— Я Георге Виеру, румынский солдат! Ру-мы-ни-я, — по слогам выговорил Георге.
— Румын… — наконец понял раненый и в изнеможении закрыл глаза. Плен…
На этот раз и Георге понял, что сказал русский, но свою радость по этому поводу выражать не стал — молча присел рядом с ним и тяжело вздохнул…
Перед обедом звякнуло окошко, и в нем показалось лицо офицера. Георге сделал вид, что не заметил его, — закрыл глаза и притворился спящим.
— Господин капитан, здесь румынский капрал, — голос охранника.
— В другую камеру, — приказал офицер.
— Некуда, — заупрямился охранник. — Полчаса назад получили новую партию, все будет забито.
— Ладно, черт с ними, — выругался офицер. — Здесь места всем хватит. Русские, румыны — все равно…
Когда за Алексеем захлопнулась дверь камеры, его тут же сжали в объятиях.
— Живой!! — Татарчук сиял от радости и гладил Маркелова, словно маленького ребенка.
— От бисови очи… — ворчал похожий на оборванца Пригода, смахивая украдкой слезу.
Степан Кучмин молча ткнулся лицом в грудь Маркелова и отошел в глубь камеры.
— Николай… плох, — негромко молвил, не глядя на старшего лейтенанта.
Ласкин, успокоенный присутствием товарищей, лежал в полузабытьи, изредка постанывая.
— Ласкин, ты меня слышишь? — склонился над ним Маркелов.
Ласкин открыл глаза и, увидев Алексея, попытался улыбнуться.
— Ко-ман-дир… — прошептал он с трудом и снова прикрыл веки.
Маркелов стиснул зубы и отвернулся, на глаза ему попался Георге, который скромно примостился в углу камеры.
— А это кто? — спросил он у Татарчука.
— Капрал румынский.
— Подсадка? — шепнул старшине на ухо Маркелов.
— Не похоже. С какой стати?
— А вот с какой… — Старший лейтенант отошел в другой конец камеры. — Идите сюда. — И рассказал разведчикам о предложении полковника Дитриха.
— Вот фашистская морда! — Татарчук даже задохнулся от ненависти. — За кого нас принимает…
— Что теперь? — пытливо посмотрел на Маркелова Степан.
— Поэтому и хотелось вас всех увидеть. Может, в последний раз…
— Э-э, нет, командир, — Татарчук упрямо тряхнул головой. — Рано хоронишь и себя, и нас. Подумаем.
— Тут и думать нечего… — Кучмин оглянулся на Георге, который прислушивался к их разговору. — Эй, парень! Подойди сюда.
— Не понимаю, — растерянно развел руками Георге.
— Что он говорит? — поинтересовался Татарчук.
— Я разбираюсь в румынском так же, как и ты, — ответил ему Кучмин. Может, знает немецкий язык?
— Поговори с ним, — поколебавшись, сказал Маркелов, решив, что терять теперь уже все равно нечего.