— Да пошел ты, Серый! Не твое дело!..
… Не Воропаева гребаное дело, почему я второй час торчал в спортзале, вместо того, чтобы после тренировки идти домой. Давно закончился седьмой урок, а я все бил и бил боксерскую грушу, вымещая на ней злость, стараясь не помнить о данном матери обещании. Не помнить о Бате, о больной незнакомой старухе и ее ненавистной внучке, прокравшейся в мои мысли…
Не знать, не видеть, не думать? Не вспоминать? К черту! Я не хотел ее чувствовать, вот что оказалось главным. Со всем остальным можно было жить.
Она стояла на остановке. Топталась вприпрыжку, выглядывая меня среди прохожих, в белой шапке, светлой курточке и новых сапожках, от нетерпения поднимаясь на носочки, а заметив, смутилась. Или, умело сыграла смущение, попятившись назад. Туда, где ей давно стоило укрыться под навесом от ветра.
Я остановился и закурил, встретив ее ожидание равнодушным взглядом. Закинув сумку на плечо, отвернулся к обочине дороги. Холодный ветер играл моими волосами, кусал колючей моросью щеки, занося бордюры и тротуары белой крупянистой крошкой… После тренировки мышцы горели, и кровь в венах еще не успела остыть, разгорячив кожу, но я все равно отвернул вверх воротник куртки и опустил подбородок, не желая отдавать ветру это тепло. Испугавшись вдруг, что ему под силу выстудить из меня раздражение — неясное и острое, новое, что никуда не делось, а снова тлело внутри непогасшим костром в опасной близости от девчонки.
— П-привет. Я подумала, что-то случилось. Уроки закончились, а ты все не шел и не шел… И я не знала, что делать.
Я скорее догадался по движению ее губ, чем услышал голос, так тихо она говорила. Прошло десять минут, прежде чем у девчонки хватило смелости подойти, и сейчас она стояла у моего плеча, с беспокойством в глазах заглядывая в лицо, еще больше раздражая своей близостью.
Хорошо, что было так легко ее оттолкнуть. Гораздо легче, чем заставить себя не смотреть на нее.
— Кажется, скелетина, я просил тебя не приближаться ко мне.
— Да. Но здесь ведь никого нет? И я волновалась.
— Без разницы. Никогда не говори со мной, слышишь? Никогда. И не подходи.
— Я просто хотела…
— Плевать, что ты хотела! Ты как была никем для меня, так никем и останешься. И мать мне здесь не указ! Я ей не поводырь, чтобы водить тебя за руку.
Подошел автобус, и я молча шагнул на подножку, отшвырнув сигарету в сторону. Заплатив за себя кондуктору, прошел к задней пустующей площадке, чтобы бросить сумку на свободное сидение. Девчонка тоже зашла следом в просторный салон и сейчас ковырялась в карманах новой куртки в поисках денег, данных ей мачехой. Ее щеки горели, а губы поджались, но мне было все равно. Я не стыдился своих слов. Это была ее обида и ее вина, оказаться дочерью отчима. Оказаться нежданной гостью в нашем новом доме. В моей семье и моей жизни, в которой я не намеревался терпеть ту, что хотела забрать у меня ее часть.