— Пожалуйста, — она подняла заплаканное лицо к Алисе, — пожалуйста, прекрати. Я расскажу все, что ты скажешь.
Алиса усмехнулась, подав знак Сун. Блеснул выхваченный из-за пояса нож и вонзился аккурат меж бедер Наташи, пришпиливая к земле щитомордника. Новый взмах ножа отбросил в сторону слабо извивающееся тело.
— Так будет с каждой гадиной! — пафосно заявила Алиса, — а теперь колись, сучонка. Учти — если что Сун легко еще парочку змей найдет.
Наташа нервно сглотнула и начала отвечать на вопросы Алисы.
Через пару часов отряд покинул место стоянки, начав переправу через бурлящий Гилюй. Наташу охраняли двое красноармейцев и, по-прежнему не спускавшая глаз с пленницы Алиса. Все это время Наташа пребывала в постоянном напряжении, каждое мгновение, ожидая, что Алиса решит пристрелить «изменницу», дабы не задерживать путь. Это был вполне ожидаемый шаг — после того, как Наташа выложила как на духу, все, что произошло с ней, начиная с пленения в Чите, она уже и не нужна Алисе. Но видимо у комиссарши имелись какие-то резоны оставить Наташу в живых и тащить ее за собой. Хотя и выглядела Алиса раздосадованной — задуманной ею «полевой агитации» явно не получилось, сказанное Наташей не вызвало особого негодования у ее спутников. Даже на лицах сопровождавших Барвазон Петра и Николая, не говоря уже о повстанцах, отражалось скорее недоумение, чем гнев. Наташа даже поймала парочку сочувствующих взглядов. С искренней ненавистью на нее во время этого рассказа смотрела лишь сама Алиса, командир повстанцев Семен и полукровка Сун. Наташа видела разочарование, мелькнувшее в узких глазах, когда Алиса приказала ей прекратить пытку — Сун явно желала посмотреть, как Наташа корчится в муках. Сейчас она шла в арьергарде отряда, пробиравшегося по скользким камням через гилюйский брод, и Наташа ежилась, чувствуя на спине сверлящий взгляд. Впрочем, бывшая комсомолка испытывала вполне себе схожие чувства. Когда она только увидела повстанцев — идейных борцов за власть Советов, битых, но не сдающихся — что-то похожее на раскаяние шевельнулось в Наташе и впрямь в тот миг почувствовавшей себя мерзавкой и изменницей. Но после пытки змеей подобные чувства были выжжены из нее напрочь — большевизм руками своих защитников, убил в ней какие бы то ни было чувства к бывшим соотечественникам. Те, кто прибегает к таким методам не имеет никакого права говорить, что сражается за «правое дело».
Вскоре за Гилюем начались предгорья Станового хребта, перешедшие вскоре в настоящие горы: то покрытые дремучими ельниками, то сплошь безлесные. Несколько раз дорогу пересекали небольшие горные реки, через которые находил брод эвенк Тутумэ. Ночевали тоже в лесу, у разожженного костра, на котором жарили убитых накануне рябчиков. Наташа куталась в тряпье, со страхом оглядываясь на вставшую вокруг стену леса. Из темноты время от времени доносилось уханье сов, издалека донесся и протяжный волчий вой. Беззвучные тени со светящимися глазами крались в зарослях, отпрядывая от летящих в сторону раскаленных головень.