- Все это было уже в газетах и журналах, - сказала Анечка. - Просто ужас какой-то!
- Ну-ка, ну-ка, - сказал Пионов. - Вы разрешите мне это посмотреть?
Анечка разрешила. Пионов наскоро перелистал страницы, заполненные строчками с четким почерком.
- Я это уже читал, - сказал он наконец.
- Ну вот видите, - грустно сказала Анечка. - Вся трагедия в том, что он не может не писать, даже если захочет этого. Будет молчать днем, ночью во сне выговорится.
- Да, да, да! А вы могли бы дать мне эти стихи на несколько дней?
- Пожалуйста, возьмите. Только я бы не хотела, чтобы узнал Володя.
- И напрасно. Надо показать ему это. Я сам покажу, а вы уж не отказывайтесь, что записывали. Может быть, ему так будет лучше.
Аня напоила Пионова чаем с медом, а он поставил ей на газовую плиту бак со стиркой. Ей этого уже нельзя было делать самой. Аня ждала ребенка. Перед уходом Пионов заволновался - как же она снимет бак, и не успокоился до тех пор, пока не договорился с соседом, что тот поможет. Это оказался Кондратюк. Он был так рад познакомиться с представителем прессы! Как же, он знает, знает, что и Чесноков причастен к литературе. Нет, нет, не читал, но еще надеется когда-нибудь прочитать. Вот если бы было лето, он отвез бы товарища представителя прессы домой на мотороллере.
Добрая и отзывчивая душа был это Кондратюк.
Когда Чесноков вернулся из командировки, Анечка все ему рассказала.
- Ерунда это, - сказал Чесноков. - Записывать тут нечего. Слушай уж ты мои стихи одна. Гордись хотя бы тем, что раньше всех можешь познакомиться с ними.
Но Пионова, видимо, здорово заинтересовала вся эта история. Вскоре он снова пришел к Чесноковым и притащил с собой старящегося редактора молодежной газеты Тимофея Федоровича. Услышав шум, прибежал и Вениамин Кондратюк. Пионову не хотелось высказывать свои соображения, причем совершенно фантастические, при посторонних, но Кондратюк отрекомендовался редактору лучшим другом семьи Чесноковых, к тому же соседом. И Пионову пришлось терпеть.
Разговор долгое время вертелся вокруг да около. Редактор уже был вынужден согласиться, что «Паннония» для дорог Сибири барахло по сравнению с «Уралом». Чесноков вообще ничему не радовался.
Наконец Тимофей Федорович отодвинул чашку и сказал:
- Все! Спасибо! Больше не могу!
Пионов тоже облегченно вздохнул, потянулся за своим объемистым портфелем, раскрыл его и вытащил толстую пачку листов, газетных вырезок и небольших книжечек. Кондратюк поспешно сгреб посуду на край стола, а Анечка унесла ее на кухню. Все расселись вокруг стола, серьезные и сосредоточенные, как на важном совещании.