своей атмосфере поездка ничем не отличалась от школы. Школу я терпеть не мог с
11-ти лет, когда мне приходилось учиться в деревенской школе, в которой было всего
28 учеников. Теперь я учился в католической средней школе, и мне там не
нравилось. Большую часть первого года обучения я провел, симулируя боли в
животе, в которые редко кто-то верил.
Затем я снова уснул, а когда проснулся, то весь трясся. Оказалось, что я стоял, всем
телом чувствуя холодный воздух. Из моей руки струйкой текла кровь. Ладонь была
вся красная и мокрая от крови. Из нее торчал кусок стекла. Окно рядом с моей
койкой было разбито. Я испугался.
Остальные мальчики тоже не спали, но теперь никто не смеялся. Позвали учителя.
Руку пришлось перевязать.
Как выяснилось, во сне я встал с кровати и снова начал кричать что-то комичное о
коровах. («Коровы идут! Коровы идут!») После этого я помочился рядом с чьей-то
кроватью, затем разбил окно. Один из мальчиков потряс меня за руку, и я проснулся.
Это был не первый раз, когда я ходил во сне. Однажды я зашел в комнату сестры и
начал брать книги с ее полки, думая, что нахожусь в библиотеке. Однако
посторонним о моем лунатизме до этого момента не было известно. Мне дали новое
прозвище: Психо.
В 13 лет одноклассники дали прозвище: Психо.
Я чувствовал себя уродом, однако все могло бы быть еще хуже. Во-первых, у меня
были любящие родители, несколько хороших друзей и сестра, с которой я мог
болтать часами. Во-вторых, моя жизнь была вполне комфортной и обыкновенной,
хотя иногда меня охватывало сильное одиночество. Мне было одиноко, но это была
вариация характерного для подростков чувства типа «никто меня не понимает».
Конечно, я и сам себя не понимал.
Кроме того, я постоянно из-за чего-то переживал: из-за ядерной войны,
предстоящей поездки на пароме – и всегда волновался. Единственное, что меня не
28
волновало, а должно было, – это собственно тревожность. Должно было пройти 11
лет, прежде чем я обратил на нее внимание.
Дни, как «Дженга»
Спустя 11 лет после инцидента с разбитым окном, во время «месяцев срыва», как я
позже стал их называть, у меня было достаточно свободного времени, чтобы
взглянуть своим страхам прямо в глаза.
Утром мои родители просыпались и уходили на работу, в то время как мы с Андреа
проводили долгие дни дома. При этом у меня возникает странное чувство, когда я
пишу об этом периоде, о котором на самом деле рассказывать особого нечего. Хотя
стороннему наблюдателю наверняка показалось бы, что это самая не наполненная
событиями фаза моей жизни.
Я разговаривал с Андреа либо в своей детской спальне, либо внизу на кухне. Иногда