Только к вечерней службе отец Алексий смог появиться в храме. К его изумлению, он увидел за прилавком христианской лавки свою мать, а Розу — убирающую в храме вместо заболевшей послушницы. Эва — управляющая госпожи Алисы следила за свечами, меняла их и о чем-то переговаривалась с прихожанами.
Подошедшая к нему активная прихожанка, улыбаясь, сообщила, что новая послушница Лариса, торгующая в лавке, прочла потрясающую проповедь и собрала крупные пожертвования для интерьера храма.
— Она так эмоционально и красноречиво рассказала, почему наше тело похоже на убранство храма и почему начатый несколько лет тому назад ремонт должен быть закончен, что ее большая коробка сразу стала полной! — Восторженно говорила она. — Словно Дух Святой говорил вместо нее! Эта потрясающая христианка обещала провести бесплатные консультации среди женщин и объяснила, почему Господу угодно видеть нас красивыми, с доскональным макияжем, маникюром и прическами. У меня наконец-то открылись глаза! Сестра Лариса — просто сокровище! Где Вы откопали ее, отец Алексий?
— Э-э-э, видите ли, у дьякона Иоанна… — но ему не пришлось закончить начатую фразу и оправдываться за Иоана, у которого рожает жена. «Или уже родила?» — подумал отец Алексий. Активистка в окружении других, таких же возбужденных дам проповедью, уже покинула его, направляясь к новой «самаритянке» Ларисе.
«Узнаю свою мать!» — подумал отец Алексий и провел ладонью по волосам, приглаживая и без того гладкие, собранные в тугой пучок волосы. «Здесь не хватает только Кэтти!» — подумал он и улыбнулся.
Однако легкая на помине Кэтти снова позвонила вечером, на этот раз по мобильному:
— Не думайте, Ваше святейшество, что отделаетесь от меня так просто! — Вместо приветствия, язвительно заметила она.
— Я рад, что ты не обиделась. А к твоему яду у меня давно — стойкое противоядие. — Парировал незлобно с улыбкой отец Алексий. Довольная Кэтти фыркнула, как лошадь.
— Ладно, мир. — Проговорила девушка, и отец Алексий, снова став прежним Алексом, на расстоянии почувствовал ее расплывающуюся, широкую ослепительную улыбку. Ему даже показалось, что он уловил запах ее французских духов.
— Люблю, когда ты улыбаешься. Но все равно не поеду во Францию, хотя присланная тобой «тяжелая артиллерия» в лице моей матери — заявление серьезное. Сегодня моя матушка, как всегда, произвела фурор в храме и стала сенсацией. Она собрала на его интерьер столько, сколько не удавалось за несколько лет после строительства храма.
В трубке послышался смех. Кэтти искренне оценила услышанное. Потом последовала пауза, и девушка тихим загадочным голосом, не предвещающего ничего хорошего, произнесла: