Когда она меня убьет (Богатырева) - страница 103

Что я всем этим хочу сказать?

Прежде всего — смотрите на материальное. Вот дневник, к примеру. Не таскала же она его с собой. А? Или вот еще, я, конечно, не помню точно всех деталей, но ты упоминал о том, что во второй жизни у нее бы муж. Так?

— Был.

— Ему сейчас за шестьдесят должно быть…

— Проверим? — спросил я. — А вдруг это что-то прояснит? Кажется, я знаю, кто нам может помочь…

Я помнил, как Ольга Владимировна рассказывала, что даже адрес той женщины узнала и хотела с ней поговорить после смерти Анны. Но Кира понял меня на свой лад.

— Да я же не отказываюсь помочь. Я даже больше вам скажу — вам от меня теперь не отвертеться, пока все не разрешится.

— А что? — улыбнулась Ева. — Втроем не так страшно выглядеть идиотами. И на случай, если он решит спустить нас с лестницы, представительность Кирилла будет весьма кстати.

Я сделал для всех кофе, и мы пили его молча. Каждый думал о чем-то своем.

Не знаю, о чем думала Ева, но Кира наверняка думал о том, каким чудесным образом он вляпался в чужую историю и кто дернул его за язык предложить свою помощь и участие. А я испытывал странное возбуждение и одновременно разочарование. Так, разгадывая загадки, кто-то из детей может предложить залезть в конец книги и прочесть разгадку того, что так долго не удается решить. И сразу же возникает всеобщее возбуждение от того, что так все просто и сейчас все выяснится, но и разочарование тоже от того, что покров неопределенности, тайны, невозможности разгадки сейчас будет снят и все закончится.

Еще я пытался думать так же как Кира — здраво. Допустим, никакого перемещения во времени не существует… На этом месте я рассмеялся вслух, и Ева с Кирой посмотрели на меня.

— Нет-нет, — покачала я головой. — Это я о своем. Что-то у меня с логикой.

И снова принялся думать. На этот раз как человек совершенно нормальный. Перемещения во времени не существует. Это известно каждому ребенку. Это известно всем. Я единственный человек в мире, который усомнился в этом в последнее время. Я — не в счет. Если нет никакого перемещения, то что за странный дневник я читал?

Счесть его бредом умалишенной, как я поначалу и решил, не представлялось возможным по нескольким причинам. Если такую ерунду, как дата начала истории — первое марта, — можно смело отмести, назвав совпадением, розыгрышем или трюком, то оставались еще мои шрамы и история, которую поведала мне Ольга Владимировна. Сейчас все казалось мне подстроенным. Ведь все это время я замечал совпадения, а мог бы сосредоточиться на различиях. И тогда бы увидел все в ином свете.