— Не ходи, — робко предложила я.
И она слепо посмотрела на меня. И не увидела. И так же слепо оглядела комнату. И не увидела. Или именно тогда в ней пробуждалась любовь, и она с трепетом прислушивалась к ее голосу внутри? И она была уже не та Анна, которую я знала, которую все мы знали. Наверное, так. Любовь шевелилась крошечным ростком, но уже жила, тянулась к свету. Когда эта любовь ее поразила? Может быть, до всех наших приключений, до того, как мы всем стали врать, что она его девчонка?
Может, это и не ложь была — а мечта? Ведь чем ложь отличается от мечты?! — Она смотрела на меня вопросительно.
— Ничем, — с готовностью выдохнул я.
Ее взгляд омрачился сожалением, и я проклинал себя, что так некстати согласился с нею. Она, похоже, сама с собой согласна не была.
— Не говорите так, — покачала она головой, — вы не подумали. Для нее как раз это были две разные вещи. Понимаете ли? Совсем разные.
Я кивнул, боясь, что она вот-вот разочаруется во мне и уйдет. Зачем что-то рассказывать человеку, который совершенно тебя не понимает?!
Похоже, она как раз об этом и задумалась. Я занервничал, вскочил, шмыгнул в комнату, вынес коробочку швейцарского шоколада. Отказаться невозможно — и никто с места не двинется, пока не доест, говорила моя матушка.
Волшебное средство, мне оно было так необходимо теперь.
Ольга Владимировна машинально протянула руку за конфетой, надкусила, зажмурилась.
— И что с ними было дальше? — нетерпеливо спросил я.
— У вас роман с Евой? — ответила она вопросом, от которого я покачнулся на стуле.
— У меня?! С Евой?!
— Ну да, — сказала она буднично. — Вы не подумайте, что я вмешиваюсь, боже упаси…
— Я видел ее всего несколько раз, — развел я руками.
Но ответ прозвучал обманом. В голове заработали тысячи шестеренок, пытаясь понять, почему она задала мне такой вопрос, из каких таких наблюдений за своей дочерью она сделала подобное заключение. Но это нелепое подозрение прозвучало для меня незаслуженным комплиментом.
— Как вы относитесь к герани? — снова задала она странный вопрос.
— К герани? — Я изобразил безмерное удивление, но не спешил с ответом.
Кто знает, какого ответа она ждала от меня. Но она не стала мне помогать. Просто сидела молча и ждала. Пришлось говорить правду.
— Прекрасно, — ответил я. — Летом она цветет на всех парижских окнах и балконах.
— Вы были там?
— Давно, в детстве.
— Вам кажется, что ваше детство было давно? А мне вот мое представляется как будто вчера, забавно, правда? Я почему про герань спросила — это вам именно ее поливать придется. На Еву надеяться глупо. Во-первых, она ее терпеть не может. Во-вторых, забудет все равно. Я уже пережила однажды полное ее истребление.