— Как там моя девочка? — спросила Ольга Владимировна.
— Вроде бы нормально, — ответил я. — Видел ее пару дней назад.
— Вообще-то я о Кларе.
— О ком?
— О канарейке.
— Жива, — ответил я бодро. — Будет рада с вами встретиться.
Но настроение у Ольги Владимировны было совсем не радостное. Она прошла на кухню, села у стола и грустно посмотрела на меня. Я тут же выставил из запасников швейцарский шоколад и уже стоял у кофемашины, судорожно нажимая кнопочки.
— Эспрессо? Капучино? Латте?
— А что пьют в такое время? — кивнула она на сумеречное окно.
— Латте, скорее всего. Там много молока, оно нейтрализует кофеин. А хотите без кофеина?
— Нет, — ответила она, немного подумав, — пусть все будет по-настоящему. С кофеином. Тем более я не очень доверяю этим новым технологиям. Что они сидят там и из каждого кофейного зернышка кофеин вытягивают?
— Действительно, — согласился я. — Его ж еще найти в зернышке нужно!
— Вы сегодня веселый, — заметила Ольга Владимировна. — А вот я что-то совсем сдала.
— Как ваши гастроли? По-моему, вы должны были вернуться не…
— Ах, — отмахнулась она. — Гастроли не заладились. В трех городах мы отыграли, а по остальным — не вышло. С чем-то там они промахнулись, рекламу не успели дать, в общем — обычное дело… Перенесли на два месяца. Я, разумеется, понимаю, что вы не очень рады моему возвращению…
— А вот тут вы глубоко ошибаетесь! Я только о вас и думал.
Ольга Владимировна приосанилась на стуле и официальным тоном осведомилась:
— Зачем же я вам понадобилась?
— Вы не поверите, но мне очень нужно узнать, чем кончилась та история, которую вы мне рассказали.
Она снова расслабленно откинулась на спинку кресла и пожала плечами.
— Любопытство разыгралось?
— Вопрос жизни и смерти, — ответил я, подавая ей кофе.
Она поднесла к губам высокий стакан, попробовала длинной ложечкой пену, отпила, закатила глаза:
— Божественно. Там научились?
— Да.
— Ева говорила мне, что вы где только не побывали…
Ева говорила? Да я вообще никому не рассказывал, что выезжал дальше Осиновой Рощи. Даже Кире я рассказал туманную версию моего детства. А может быть Кира… Я лихорадочно стал прикидывать, где и когда Кира мог столкнуться с Евой и рассказать ей…
— Вы не беспокойтесь, она мало мне рассказывает. Так зачем вам моя история? Я очнулся.
— Не идет из головы. Только о ней и думаю.
— Вы это об истории?
— А о чем же еще?
Странный диалог у нас выходил. То ли она говорила намеками, которые мне не под силу было разгадать. То ли была ясновидящей, что уже как-то, согласитесь, слишком для одной моей бедной головы. Но разговаривали мы с ней как будто на двух уровнях. О чем-то, о чем можно, — об истории. И о чем-то, о чем нельзя, — о Еве.