Первыми обычно шли "шарманщики", поливавшие землю автоматным огнем. За ними, подгоняемые офицерами, вываливались из порядевших, иссеченных пулями зарослей кукурузы обросшие солдаты с винтовками. По спинам их оглушительно били трубы военных оркестров.
Так начиналось утро.
Степь была рыжей, и небо тоже рыжело, а воздух, жидко струясь над окопами, мутно пламенел. Август был сухой. Солнце стояло высоко, без лчей, без блеска. И дышалось трудно, устало.
Но на Костю Арабаджи жара совсем не действовала.
- Жить можно, - говорил он, перекатывая папиросу из угла в угол запекшегося рта.
- Определенно, - поддерживал его Сеня-Сенечка.
С ними молча соглашались: жить можно. Вот только воды было в обрез. Росу, которая по утрам стеклянно дрожала на горьких листочках полыни, и то приходилось собирать в котелки. Но много ли насобираешь таким манером? Вот и раненые румыны, оставшиеся лежать на поле боя, постоянно канючат: вапа! вапа!..
- Воды просят, - объяснил как-то Гасовский.
- А вы и по-ихнему умеете? - удивился Костя Арабаджи.
- Что же тут особенного? Я, мой юный друг, из города Тирасполя, в театре работал. Ты что, не знал?
- Артистом?
- Разве не видно?.. - вопросом на вопрос ответил Гасовский.
- Видно, - поспешил согласиться Костя Арабаджи.
Он знал, что Гасовский до поступления в военно-морское училище некоторое время работал в театре, но был не артистом, а рабочим сцены. Но он знал также и то, что с Гасовским лучше не связываться. Так отбреет, что своих не узнаешь. Словом, лучше помалкивать. Костя, который не боялся ни бога, ни черта, задирать лейтенанта не рисковал. Даже больше того, Гасовскому он завидовал. Не его лейтенантскому званию, нет. И не тому, что Гасовский не лез за словом в карман. Костя сам был парень не промах. Но до Гасовского ему было далеко, он понимал это.
Лейтенант и в окопах как-то умудрялся выглядеть щеголем с Приморского бульвара. На кителе - ни травинки, на брюках - рубчики. И козырек фуражки не потерял своего былого лакированного великолепия. Красив, ничего не скажешь. Артист!.. Под его насмешливым взглядом Костя поспешно опускал глаза, тушевался. "Вы, кажется, изволили что-то заметить, мой юный друг?.." Что на это скажешь?..
Только когда Гасовского рядом не было, Костя мог развернуться.
- Обидно, - заявил он с легким вздохом. - Я, можно сказать, Одессу-маму и не видел. Где же справедливость, я вас спрашиваю? Одесситу Белкину дали увольнительную, а мне - нет. Лейтенанту даже не пришло в его кудрявую голову, что я тоже интересуюсь. Чем? А хотя бы достопримечателтностями. Я даже путеводитель приобрел.