— Изменилось только одно. То, как ты воспринимаешь меня у себя в голове. Скажи, ты помнишь нашу первую встречу?
Оба они улыбнулись, вспоминая, как встретились на обочине дороги, и в его улыбке она разглядела некоторое сожаление. Он ни за что не предложил бы подвезти ее, если бы знал, кто она на самом деле.
— Помню. Особенно, как ты шлепнулась на зад от испуга.
— А мне запомнилось, как ты разозлился, когда я посчитала тебя деревенщиной.
— Еще бы не злиться. Нельзя судить о человеке по тому, откуда он родом.
— Но ты сейчас делаешь то же самое. Ты забыл все, что знал о Маленьком Джоне, и судишь обо мне по своим предрассудкам о женщинах, таким же обидным и несправедливым, как мое первое впечатление о тебе.
Он криво усмехнулся и блеснул глазами, признавая, что в этом споре она его обошла.
— Надо отдать тебе должное — мозгов у тебя поболее, чем у многих.
Она улыбнулась.
— Значит, мне можно дискутировать на философские темы?
— Если признаешь, что мужчинам тоже нелегко живется, — вздохнул он.
Она наморщила нос.
— Вольнее, чем женщинам!
— В чем-то, да не во всем.
Она во все глаза смотрела на его серьезное, улыбающееся лицо. Связанный незримыми путами долга, Дункан, несомненно, был не более свободен, чем она сама. Жизнь навязала ему множество обязательств — от будущего общежития до необходимости склонить на свою сторону парламент и вызволить отца, — и он взвалил их на себя, как и положено настоящему мужчине, даже не помышляя о том, что от каких-то из них можно отказаться.
Но то был его собственный выбор. Никто извне его не принуждал.
— Ладно. Принято, — прошептала она.
Он пожал ее протянутую руку. Его пальцы крепко сошлись вокруг ее маленькой ладони, и она ощутила, что он стал близок ей совершенно по-новому. Только женщина была способна испытать это новое для нее чувство.
Оно отразилось в его глазах, и ее рука дрогнула.
А потом он наклонился и мягко прильнул к ее губам. Она тут же зарылась пальцами в его волнистые волосы, цепляясь за него, стремясь прижаться как можно ближе, и он, заключив ее в лицо в ладони, нежно проник в ее рот языком, пробуждая внутри нее дикое, неукротимое желание. О, как же далеко выходило оно за пределы той дружбы, о которой когда-то грезил Маленький Джон.
Он прервал поцелуй, но его взгляд остался прикован к ее глазам.
— Мы не должны, — прошептала она. Напрасное, безнадежное напоминание. — Нам нельзя.
— Я знаю. — Однако он не мог унять свои руки, которые по-прежнему гладили ее волосы, и желание никуда не ушло из его глаз.
Она попятилась назад, устанавливая между ними дистанцию.