Брюнет не дал убить, остановил напарника. Зачем-то он им нужен, не все еще потеряно.
«Глупо рассчитывать, — сказал спокойный голос внутри, — выбьют информацию и… Хотя трудно представить, что они еще могут выпытывать. Сам все отдал. Добровольно отдал, с радостью. Теперь, даже если очень захочу, вряд ли сумею прибавить. Для чего же я ему понадобился?»
Эти размышления тоже были бессмысленны. Айвен вспомнил светлые глаза блондина, тонувшие в белках. Все он им расскажет. Потом прикончат. Не отпустят же. Нелепо даже мечтать.
Они могут попасться. Все-таки не Багдад, Большой Бостон, ряженные копы не могут разгуливать бесконечно и беззаботно. Тот же холодный голос противоречил: «Именно что не Багдад. Никто не ждет. Прошлый февраль забыт. Слишком много доверия камерам, электронике, системам идентификации. А их так просто обмануть».
Толку от таких рассуждений, как и любых других, не было никакого. Поймают или нет, убьют или нет, от него никак не зависело. Нужно выбираться. Айвен кончиками пальцев ощупал наручники, древней, к счастью, системы с обычным замком, а не современным электронным. В кино такие мгновенно открывали скрепкой. Терять было нечего, за отсутствием лучшего имело смысл хотя бы попытаться. Айвен пополз вокруг столба, вытянув как мог далеко ноги, стараясь найти что-нибудь подходящее. Ногу оцарапало чем-то острым, но гибким. Подтащив к себе пластиковую упаковочную ленту, Айвен зажал ее коленями и попробовал отделить полоску зубами. Ничего не вышло. Изгибаясь и вращаясь вокруг столба, он перехватил ленту руками. Сначала не поддавалась, и Айвен уже готов был бросить, поискать что-нибудь более стоящее, как вдруг лента разошлась примерно пополам. Получившиеся полоски оказались шире замочной скважины, разорвать еще раз никак не получалось. Он сжал вдвое, впихнул в замочную скважину, нажал, чтобы полоска сложилась внутри замка, и медленно повернул. На секунду полоска уперлась в собачку, наверное, или как там ее, замка, но потом скрутилась вокруг оси. Айвен сделал двадцать или тридцать попыток, резко и плавно, повыше и пониже. Ничего не выходило. От отчаяния он с трудом удержался, чтобы не врезать затылком об столб. Снова зашарил ногами и почти сразу наткнулся на доску. Подтянул к себе, ощупал подошвой. Гвоздь! Айвен перевернул доску и осторожно стукнул сверху, сгибая. Машины! Подъезжало много машин.
Хлопали дверцы, раздавались голоса и смех. Отдельных слов было не разобрать, но меньше всего это напоминало разговор безжалостных убийц. Так звучат разгоряченные школьники после получившейся спортивной игры, вспоминая удавшиеся броски и передачи.