Я прислонилась к косяку, на случай, если он как ни в чем не бывало попытается удрать в спальню. Хотела втолковать, что он ей нужен и его долг здесь.
— Она сказала мне, какой способ самоубийства предпочитает.
Гладкость дала трещину. Он споткнулся, как человек на неровном тротуаре или актер, забывший текст. Провел рукой по волосам, выигрывая время.
— И какой?
— Отравиться газом.
Рон сел, закрыл глаза руками, гладкие пальцы сошлись над переносицей. Вдруг стало его жалко. Я только хотела привлечь внимание, показать, что он не может улететь и притвориться, что она в порядке. Не может все время бросать ее на меня.
— Она это серьезно?
В карих глазах читался страх.
Спрашивает меня? Это же он у нас умный! Он мужчина, который твердо стоит на земле, говорит, когда нам просыпаться и когда идти спать, какой канал смотреть и что думать про испытания ядерного оружия и реформу социальной системы. Это он надежно держит мир в гладких руках, как большой баскетбольный мяч. Я беспомощно уставилась на него, в ужасе, что он не знает, способна ли Клэр на самоубийство. Он же муж! А я кто? Приемный ребенок.
Из головы не шел образ Клэр с драгоценностями на теле и полным ртом жемчуга. Чем она пожертвовала, чтобы быть с Роном, как плакала ночами, обхватив себя руками и согнувшись пополам, словно человек с желудочными коликами! Нет, она по-прежнему ждет меня из школы. Она не захочет, чтобы я нашла ее труп.
— Она по тебе скучает.
— Скоро начнется летний перерыв на ТВ. Съездим куда-нибудь втроем. Подальше куда-нибудь. Поживем в палатке в Йеллоустоне. Как тебе?
Мы втроем, лошади, походы, костер, звезды. Ни телефона, ни факса, ни компьютера. Никаких вечеринок, встреч, друзей со сценариями. Рон в полном ее распоряжении. Заманчивая перспектива! Клэр не откажется.
— Ей бы понравилось, — произнесла я наконец, хотя и подумала, что не поверю, пока не увижу своими глазами. Рон — известный лжец.
— Тебе нелегко, я знаю.
Он положил руку мне на плечо, согревая его своей гладкой горячей кожей. На секунду я представила, как мы занимаемся любовью. Его голая грудь была так близко, что я могла бы погладить седые волоски и соски размером с монету в двадцать пять центов. Он приятно пах «Месье Живанши». Хрипловатый, не слишком низкий голос успокаивал. Но я вспомнила, что именно этот мужчина — источник всех бед, потому что не умеет любить Клэр. Он ей изменял, я это чувствовала. В его распоряжении был весь мир, а у Клэр — один только он. И все же мне приятны были его рука и взгляд. Я пыталась не реагировать на мужскую энергию, пижамные штаны и то, что наливалось в них силой. «Она молодая женщина», — сказал он Клэр. То была лишь часть игры, демонстрация его понимающей натуры. Наверняка трахает всех своих одиноких телекинетичек. Я отступила назад, рука соскользнула с плеча.