Отсюда открывался чудесный вид на реку, согретую последними лучами солнца и устремляющуюся вдаль сквозь синячно-серые облака. Она несла свои воды в сторону Лонг-Бич. Я оперлась руками о мокрое бетонное ограждение и смотрела на север в сторону холмов и парка. Русло забили многолетний ил, валуны и деревья. Река возвращалась в первобытное состояние, несмотря на массивные бетонные берега. Тайная река. Высокая белая птица, стоя на одной ноге, ловила рыбу меж камней, как на японской деревянной гравюре. Пятьдесят видов на реку Лос-Анджелес…
Загудел клаксон, из окна крикнули:
— Дашь мне, детка?
Мне было все равно — на мосту запрещено останавливаться. Я думала, здесь ли Клэр, видит ли меня. Хотелось показать ей этого журавля и реку. Я не заслужила красоты, но все равно подняла голову и подставила лицо последним золотым лучам.
На следующий день Рина разбудила нас ни свет ни заря. Мне как раз снилось, что я тону после кораблекрушения в Северной Атлантике. В комнате было темно и невыносимо холодно.
— Пролетарии всех стран, поднимайтесь!
Дым черной сигареты разогнал грезы.
— Вам нечего терять, кроме карты «Виза», «Хэппи мил» и прокладок «Котекс» с крылышками! — Она зажгла свет.
На соседней кровати Ивон застонала, схватила туфлю и вяло запустила ее в Рину.
— Долбаный четверг!
Одевались спиной друг к другу. Тяжелая грудь и пышные бедра Ивон потрясли меня своей красотой. В изгибах ее тела я видела Матисса и Ренуара. Несмотря на одинаковый возраст, я по сравнению с ней выглядела просто ребенком.
— Настучу на эту давалку в Службу иммиграции! Один пендель — и полетит обратно в свою Россию!
Ивон порылась в куче одежды, выудила водолазку, понюхала, швырнула обратно. Я поплелась в ванную умываться и чистить зубы. Когда вернулась, она уже наливала кофе в видавший виды термос и бросала в пакет соленые крекеры.
Из выхлопной трубы «Форда», призрачного из-за белой краски, которая плохо скрывала серую мастику, вырывались в холодную темноту облачка пара. На переднем сиденье Рина Грушенка курила черную с золотом сигарету и пила кофе из стакана с крышкой. В магнитофоне играли «Роллинг Стоунз». Ноги в туфлях на высоких каблуке отбивали ритм на приборной доске.
Мы с Ивон забрались на изодранное заднее сиденье и закрыли дверь. В темноте пахло затхлыми автомобильными ковриками. Ники села вперед, и Рина перевела на рулевой колонке рычаг переключения передач.
— Не поломаешь, не поедешь.
Ники закурила «Мальборо», закашлялась и сплюнула в окно.
— Черт, я бросила курить из-за ребенка, и что толку? — пробурчала Ивон.