Весь день я помогала натягивать атласную подкладку на потные плечи и застегивала молнию. После пятого раза стало уже не так жаль. В три подошла группка девушек, и одна все прикладывала к себе платье:
— Можно примерить?
Я сняла целлофановый чехол, помогла просунуть голову, застегнула на спине, пока она придерживала темные пушистые волосы. Село великолепно, гораздо лучше, чем на мне. Я никогда раньше эту девушку не видела. Она училась не в Маршалл-Хай. Наверное, в католическом колледже или французской школе. Чья-то дочь, девочка, о которой заботятся. Я отложила платье, пока она бегала в магазин звонить матери. Через пятнадцать минут появилась привлекательная дама на «Мерседесе» цвета сливочного масла, в черных свободных льняных брюках и замшевых мокасинах с металлическими пряжками. Я снова помогла надеть платье, и женщина протянула мне сотню одной хрустящей бумажкой. Идеальный наряд для свадьбы кузена в Нью-Йорке! Лицо матери говорило, что она прекрасно понимает, сколько на самом деле стоит платье.
В пять мы свернулись и уложили вещи в минивэн и пикап Ники. Вся моя одежда разошлась. Я сидела на крыле «Форда» и считала деньги. Больше четырехсот долларов.
— Видишь, неплохо! — Рина держала на бедре стопку тарелок. — Сколько насшибала?
Я пробормотала цифру, стыдясь и гордясь одновременно. Первый заработок.
— Хорошо. Гони сотню!
— За что?
Она щелкнула пальцами.
— Нет! — Я спрятала руки за спину.
В черных глазах вспыхнул гнев.
— А ты думала торговать за так? Ты платишь мне, я — Наталье, Наталья — хозяину здания. Все кому-то платят.
— Ты сказала, деньги — мне.
— После того, как рассчитаемся.
— Господи, да плати ты уже! Такие правила! — Ники подняла голову от дешевых тряпок, которые складывала на одеяле.
Я отрицательно помотала головой.
Рина переложила тарелки на другое бедро и резко произнесла:
— Послушай меня, devushka: я плачу, ты платишь, — бизнес. Когда ты в последний раз держала в руках триста долларов? На что обижаешься?
Как объяснить? «А как же мои чувства?» Хотя какой смысл… Для нее существуют только деньги и вещи, которые можно продать. Она обокрала меня и меня же заставила продавать. Я невольно думала, что сделала бы мама. Нет, с тобой, мама, такого не случилось бы. Ты не оказалась бы во власти Рины Грушенки, не плакала бы над платьем на парковке перед маникюрным салоном. Я не знала, что делать, и потому протянула ей сотню, вырученную за красное платье. Она выхватила ее, как будто собака зубами лязгнула.
Однако, сидя в постели и слушая шум, смех и грохот в гостиной, я понимала, что даже тебе, мама, приходится теперь кому-то платить — за травку, чернила, хорошие тампоны, нить для зубов и витамин С. Правда, ты бы придумала благовидное оправдание, теорию, философию. Изобразила бы себя в благородном, героическом свете, сложила бы стихи «Красное платье». Я никогда не была на такое способна.