Поставили старый альбом «Лед Зеппелин». До слуха доносились переборы гитары Джимми Пейджа. Подпевали с сильным акцентом. Четыре утра. Нос уловил запах свечного воска, лужицами растекающегося по столам и подоконникам. Не надо твоей книги гаданий, Клэр, чтобы понять, что этот рисунок означает «пожар». Потому-то я и спала одетой, поставив у окна сумку с самыми важными вещами и кошельком.
И не хочется же им прилечь… Утром мы собирались на блошиный рынок в Фэрфакс-Хай продавать статуэтки негритят из бутылочных пробок, подносы с кошмарными ботаническими рисунками, новую одежду для новорожденных и заплесневелые выпуски «Ридерс дайджест». Видно, не собираются спать до понедельника. Хорошо бы не встретить на рынке никого из знакомых…
Я перевернула страницу и начала рисовать новую лодку, серебристую на черном. Дверь распахнулась, и ввалился Ринин дружок Миша. Кривлялся, что играет на гитаре вместе с Джимми. Того и гляди начнет пускать слюни из красного, как у гигантского младенца, рта.
— Пришел к тебе, maya liubov. Krasivaya devushka.
— Иди отсюда!
Он нетвердыми шагами подошел к кровати и сел рядом.
— Не будь жестокой, — пропел он, как Пресли, и потянулся влажными губами к моей шее.
— Отвали! — Я хотела его оттолкнуть, но Миша был слишком большим и вялым, не во что упереться.
— Не бойся, я тебя не трону. — Он растекся на постели, как пятно.
Жуткий запах перегара напомнил, что некоторые змеи парализуют жертву дыханием.
— Мне так одиноко…
Я позвала на помощь — из-за музыки никто не услышал. Миша придавил тяжелой рукой, положил голову мне на плечо, слюнявя шею. Влажные голубые глаза были совсем близко.
Я ударила, но безрезультатно — спьяну он ничего не почувствовал, а кулак просто отскочил от его плоти.
— Миша, слезь с меня!
— Ты такая красивая… — Полез с поцелуями.
Воняло водкой и чем-то жирным. Наверное, купили жареного цыпленка.
Под подушкой лежал нож, однако я не хотела пускать его в ход, я знала Мишу. Он играл на слайд-гитаре, завел пса по кличке Чернобыль и переехал бы в Чикаго играть блюз, если бы не местный холодный климат. Рина криво подстригла ему челку. В общем, парень как парень, только лезет целоваться и шарит под одеялом, хотя я полностью одета. Его рука не нашла ничего, кроме старомодного полиэстера.
— Ну полюби меня! — шептал он. — Полюби меня, devushka, все равно умирать.
Наконец удалось согнуть ногу в колене, и, когда он пошевелился, ударить его планшетом по голове.
Гости почти разошлись. Наталья танцевала сама с собой перед стерео с бутылкой «Столичной» в руке. Георгий вырубился в черном кресле: голова лежала на ворсистом подлокотнике, на коленях свернулся белый кот. Плетеное кресло было опрокинуто, большая пепельница валялась на полу вверх дном. На поцарапанной кожаной поверхности кофейного столика растеклась блестящая лужица.