Называлась она «Искусство выживания».
Любой религии нужна своя библия, и я нашла ее как раз вовремя. Я проглотила ее за восемнадцать часов и начала снова. Я узнала, как продержаться долгие недели в открытом море, если твой белый океанский лайнер пошел ко дну. Потерпев кораблекрушение, ты ловишь рыбу и пьешь ее сок. Губкой впитываешь утреннюю росу с прорезиненной поверхности спасательного плота. Когда тебя носит по волнам в парусной лодке, собираешь дождевую воду в полотнище паруса. А если паруса грязные и палуба покрыта солью, воду пить нельзя. Настил и паруса нужно держать в чистоте. Нужно быть готовым.
Я взглянула на свою жизнь и ясно увидела, что не выживаю в бирюзовом доме, позволяя парусу покрываться соленой коркой. Надо прекратить игру в «раз-два-три-четыре-пять» и сосредоточиться на подготовке к спасительному дождю. Решила каждый день подолгу ходить пешком, не утрировать хромоту и расстаться с палочкой. Я возьму себя в руки!
Голова раскалывалась от визгливого детского смеха. Возвращаясь домой, я сидела в автобусе и вспоминала жесткие способы выживания в море. Из любого металла сделать рыболовные крючки, а из нитей собственной одежды — леску. На крючок нацепить приманку из рыбы, мертвых товарищей по несчастью или даже собственной плоти. Представила, как вонзаю в ногу острый край консервной банки из армейского пайка. Боль такая, что едва не теряешь сознание, однако нужно довести дело до конца — падать в обморок бессмысленно, рана заживет, и все придется начинать заново. И вот я режу, пока в руке не оказывается теплый желтый червяк с окровавленной спинкой. Насаживаю его на заостренный кусок от консервной банки и забрасываю в море на самодельной леске.
Самое опасное — паника. Одного японца четыре дня носило в лодке. Он запаниковал и повесился, а двадцать минут спустя его нашли. А моряк из Сучжоу провел на плоту сто шестнадцать дней. Никогда не знаешь, как скоро подоспеет помощь.
И если моя жизнь дошла до этой точки — стыд, долгие поездки на автобусе, вонь дизеля, угрозы побоев в школе, свитер Джастина и сыпь Кейтлин — ничего, люди проходили и гораздо более серьезные испытания! Отчаяние убивает. Я должна готовиться, защищать надежду ладонями, как пламя последней спички долгой полярной ночью.
Если не шел сон, я сидела за столом на заднем дворе, слушала соседскую музыку и представляла маму, которая, как и я, не спит в камере. Хотела бы я быть вместе с ней, если бы наш самолет разбился в Папуа — Новой Гвинее или бразильском штате Пара? Мы бы с трудом пробирались по бесконечному лабиринту мангровых зарослей, увешанные пиявками, как в «Африканской королеве», а может, даже пронзенные длинными копьями туземцев. Мама не стала бы в страхе вырывать копье и умирать от потери крови. Она поступила бы правильно: дала бы личинкам расплодиться в ране и вычистить ее, а уж потом, дней через пять или семь, вытащила копье. И написала об этом стихотворение.