Ну а дальше жизнь моя пошла как бы помимо моего желания. То есть, конечно, я был не против назначения на хорошую должность — сначала в редакцию, а потом, после падения Никиты, когда папашу понизили до кино, в Госкинокомитет. Там меня не любили — завидовали, конечно. Но я с ними держался гордо, независимо. Пожалуй, несколько зарвался. Признаю. Но понять это можно: молодой парень из глухой дыры, и вдруг — Москва, высшая партийная элита, должность в кинематографе… Как тут не закружиться молодой головушке? Но вот что важно: никому ничего плохого я не сделал. Ведь это главное, верно?
Вопрос относился ко мне, но я предпочёл промолчать. Хотя видел его тревожный взгляд и понял, что он думает об этом постоянно.
Не получив от меня ответа, он продолжил:
— Вскоре у папаши начались неприятности, и со мной тоже начальство стало разговаривать иначе, я сразу почувствовал. А тут эта история с «кадумом»… Слышали, наверное. Что? Шутка Лера Залмансона? Оставьте, какая наивность! Разве посмел бы этот говнюк, стукач несчастный, так шутить? Он ведь без разрешения инстанций в носу не ковырялся, извините за выражение… Кто, Лер пострадал? Да его так и так убрали бы из комитета, было указание от евреев избавиться. А тут он появился у вас на студии вроде бы как жертва режима, герой-мученик. Вы от восторга чуть не уписались. Да ещё там на какого-то антисемита накричал, а тот, наверное, тоже из стукачей, задание выполнял. А у Залмансона задание было на студийных евреев стучать, это вы сообразили?
Нет, операция «кадум» была не его инициативой, это мои «доброжелатели» из начальства подстроили. А может, и кто-то из других органов. Конечно, я поступил как полный кадум, жадность фраера погубит — знаете такую пословицу? Хотя на самом деле не столько я был их мишенью, сколько папаша. Его этой историей вконец достали: пристроил, мол, болвана-зятя, а тот хапает направо-налево. В общем, перевели его куда-то на Урал директором кинохроники, от «хрущёвцев» старались тогда избавляться. А мне предложили ехать в Сибирь, редактором районной газеты. Дачу и квартиру у папаши отняли, а мы ведь втроём с дочкой у них жили. В общем, дело дрянь. И тут моя Капа заявляет: «А ну их всех куда подальше. Давай уедем в Израиль». Я: «Ты с ума сошла, кто же нас выпустит и кто впустит: я украинец, а ты русская». Капа в ответ: «А ты опять паспорт потеряй. А в новом напиши “еврей”». Да, тихоня такая, всё помалкивает, а вот когда приспичило…
Некоторое время я сопротивлялся, а потом вижу — деваться некуда, не в Читинскую же область переезжать. Да и зло берёт на сволочей. В общем, потерял я паспорт, а потом восстановил в соответствии со своей одесской метрикой, которая каким-то чудом уцелела. И снова стал евреем. В эмиграцию нас отпустили без проблем. Папаша Афанасий был уверен, что отпустили только для того, чтобы его окончательно скомпрометировать. А сам, между прочим, перед отъездом шепнул мне: «Правильно, езжай, ну их всех на…»