— Я же говорю — во всех городах им открыли ворота. А в уличной свалке умение держать строй и длинные копья обученного воинства намного менее опасны, чем в поле, — ответила Линдэ.
— Всех? — скептически скривился Нушвальц. — Это вам беженцы рассказали?
— И беженцы тоже, — усмехнулась дочь. — Но, кроме них, Грон посылал в Кагдерию разведчиков. От них поступили довольно подробные доклады.
— И чего же они в них пишут?
— Не знаю, — пожала плечами девушка. — Я их не читала. Но то, что я тебе сообщила, мне рассказал сам Грон. Ты ему не веришь?
— Верить-то верю, — задумчиво протянул старейшина, — но как-то все складно выходит. Как бы чего не упустили, за что потом кровью расплачиваться придется, — он замолчал. Линдэ тоже некоторое время помолчала, а затем осторожно спросила:
— То есть ты говоришь — да?
Старейшина бросил на дочь крайне сердитый взгляд, а затем сварливо рявкнул:
— А ты что, думала, что я отвечу отказом на просьбу зятя?
Линдэ криво усмехнулась. Ну да, с точки зрения отца все выглядело именно так. Шейкарцы не особенно заморачивались формальными ритуалами в области совместной жизни. Живут вместе мужчина и женщина — значит семья. Есть у них дети — это их дети. Даже если всем известно, что женщина сошлась с мужчиной, уже имея ребенка, или мужчина привел в семью ребенка погибшего брата, племянника или дочери. Была свадьба — не было, да какая разница? Главное — жизнь, все остальное суета… Но она-то несколько лет прожила в совершенно другом обществе и прекрасно представляла, что она кто угодно, но только не жена Грону.
И дело было не в том, что ее не уважали. Нет, злобно шипящих расфуфыренных фифочек, желающих запрыгнуть в постель к знаменитому полководцу, да еще и принцу-регенту Агбера, было до фига и больше, и они не упускали случая обозвать их с сестрой всеми известными неприличными словами. Да и среди лиц мужского пола любителей подобных «обзывалок» тоже хватало. Некоторые даже первое время пытались намекать, а то и прямо предлагать оказать и им такие же услуги, которые они, как бы, оказывают Грону. Большинство этих предложений не пережило. А среди тех, кто пережил, выработался очень стойкий условный рефлекс испуганно вздрагивать всякий раз, когда хотя бы одна из шейкарок оказывалась в их поле зрения… Но среди тех, чье мнение было для них с Эмальзой по-настоящему ценно, не было ни одного, кто не выказывал бы шейкаркам самого глубокого и искреннего уважения. Но это не заменяло главного — ни в глазах окружающих, ни в собственных глазах, ни Линдэ, ни Эмальза не было женами Грону. Эх, если бы он даже выбрал хотя бы одну из них… Они бы с сестрой договорились, как делить своего мужчину. Никто бы не оказался обижен, и уж тем более он. Но…