Леська настолько привык к своим чудам, что даже не удивился.
Вечером в открытые ворота амбара заглядывали обе лани, Большая Медведица и всякие другие звери. Апрель дышал близкими цветами и далеким морем. Тишина в мире такая, точно войны нет и никогда не было. Но вот Медведицу заслонили два силуэта. Один из них зажег фонарик. Двинулись по рядам.
— Вот он. Авелла!
— Кто это?
— Груббе и Немич.
Леська вспрыгнул и сел на постели, точно гимнаст.
— Как дела? Что наши?
— Наши все здесь. А дела неважные. Немцы-колонисты вместе с татарским мурзачьем соединились в отряд, пришли, понимаешь, в Джанкой, вроде идут на фронт, а потом по штабу — рряз! Приклонскому пулю в лоб, остальных кого куда. Ну, ясно-понятно: фронт потерял управление… А ты как, Леся? — спросил Немич.
— Удирать хочу, ребята. К вам. Да вот отобрали одежду, а где они ее держат, бог их знает.
— Одежду мы тебе достанем, а только можно тебе вставать или нет? — усомнился Виктор.
— Можно, можно! — зашептал Леська.— Тут все тяжелораненые. Я один с контузией. Просто неловко, понимаете?
— Да, да, понятно. Пошли, Витя.
— Пошли. Мир праху.
— И сапоги достаньте!
— А какой у тебя номер?
— Сорок четыре. Можно и побольше.
— Заметано.
Сапоги достали. Одежду также. Но не Леськину: штатские брюки, морскую тельняшку и бушлат.
Ночью Леська вышел во двор — никто его не остановил: часовые ушли на фронт, охраняли госпиталь девушки. Однако ночь темная, кругом тишина — ни собаки. Должно быть, побежали на скорую руку целоваться. Но чей это силуэт на камне? Женщина с винтовкой. Сидя спит. Конечно, это могла быть только Тина Капитонова. Леська на цыпочках обошел ее и, выйдя на улицу, побрел по направлению к вокзалу. Шел он долго. Его как бы качало ветром. Наконец в темноте замаячила водокачка.
— Стой! Кто идет?
— Свои.
— Кто свои? Пароль?
— Не знаю пароля. Я евпаториец. Контуженный.
— А зачем нам контуженный? Мы сами сумасшедшие,— засмеялся кто-то.
— Сысоев, прекрати! — прикрикнул на него, по-видимому, начальник.
— Устин Яковлевич, вы?
— Так я тебе и сказал. А ты кто?
— Я Леська Бредихин. Гимназист.
— А-а! Ну, добро пожаловать.
Леська присмотрелся к темноте.
— Неужели все это анархисты?
— Нет, мои анархисты в разведке. А вообще все перемешалось, и комаровцев уже нет — я тут комвзвода. А ты ложись вот сюда, на шинель. Полежи, полежи, не стесняйся.
— А где Груббе? Немич?
— Немич теперь большой человек,— иронически сказал Устин Яковлевич.— Он военком города Евпатории.
— Что же тут смешного?
— А то, что в Евпатории немцы.
Леську словно бритвой полоснуло по сердцу. Евпатория — это ведь не просто город. Это Андрон, Гульнара, дедушка. Что-то такое, что родней родного… И вдруг — немцы!