— А где же вы возьмете рыбу?
— Где? В море, конечно. Старик поедет в Севастополь и купит. Кто его там тронет?
— Ну, нет! Этого я не допущу.
— А что ты можешь сделать? — хитровато усмехаясь, спросил старик.
— Перееду к Умер-бею.
— К Умер-бею? — с тихим ужасом спросила Эстер-ханым.
А Исхак-ага нахохлился и заявил, грозя почему-то средним пальцем:
— Этого не будет! Быть! не! может! И не может быть!
С Гульнарой отношения у Леськи были самые официальные. Она держала его на расстоянии. Леська не знал, чему это приписать. Может быть, выросла и теперь стыдится той непосредственности, которая составляла всю прелесть их дружбы?
Обычно Леська с утра задавал ей задачи, а к вечернему чаю проверял и ставил отметки. Гульнара старательно готовила уроки и к отметкам относилась без всякого юмора. Таким образом, виделись они только за едой и за уроками. Почти всегда где-то рядом существовал Умер-бей.
Однажды к обеду прибыл гость: солидный мужчина в оливковом костюме и в феске кровяного цвета. Леська узнал его: бывший правитель Крыма Джефер Сейдамет. Леську он не помнил и тревожно спросил:
— Урус?
— Урус,— ответил Умер-бей и успокоительно добавил: — Зарар йок: о бельме сын татарча.
Действительно, татарского языка Леська не знал, но за эти дни кой-чего нахватался и фразу понял. Она показалась ему подозрительной.
За обедом Леська и Гульнара ели молча, говорил все время гость, и в речи его часто мелькали слова «Стамбул» и «Магомет-Гешид» — имя турецкого султана. Сейдамет в чем-то горячо убеждал Умер-бея, но тот отмалчивался, то и дело зорко и опасливо взглядывая на Леську. Леська понимал эти взгляды: Умер-бей не опасался того, что юноша втайне знает татарский язык, но Елисей был для него как бы олицетворением российской государственности. Сейдамет что-то затевал. Он втягивал Умер-бея в какую-то политическую авантюру, но Умер-бей колебался. Вероятно, не доверял Сейдамету.
Обо всем этом думал Леська, лежа на берегу ручья. Надо бы принять меры. Но какие? И к кому обратиться? Не к немцам же. А русские в Крыму сейчас не хозяева. Значит, сидеть и молчать? Леська чувствовал себя изменником, который, зная о заговоре, таит это знание про себя.
Листва зашевелилась. Леська вздрогнул: неужели кто-то подглядел его мысли?
К ручью сошла Гульнара в белом платье и алой феске. Она улыбнулась Леське, как бы спрашивая: «Идет мне?» Леська восхищенно закивал головой. Гульнара присела рядом и стала глядеть на воду.
— Гость подарил?
— Гость.
Она опустила палец в ручей, и вода тут же недовольно заворчала. Глупая вода, которая не понимала, какое выпало ей счастье.