— Скажу. Я-то скажу. Мне-то что?
Листиков ушел к сеновалу, а Леська уселся на лесенке под террасой. Перед ним бродили куры двух семейств. Черный, в серебре, петух, старый и склерозный, заверещал простуженным бассо-профундо:
— Кукуруза-а-а…
Возмущенно озираясь, петух оранжевый, красавец-гусар, выпячивая грудь, разражался чистейшей патетикой в староцыганской манере:
— Кукаре-а-а-ку-у-у!
Тогда белый цыпленок с дамским плюмажем в попке ревниво вскрикивал фальцетиком:
— Кикири…
На окончание «ки» его уже не хватало.
Старик встретил Елисея очень холодно.
— Сейчас работы нет. Надо было на неделю раньше: я уже отмололся.
— Я не за этим. Хлеба у вас купить хочу.
— Хлеб я отдал офицерам, а что осталось, то еле-еле для себя.
Но тут вбежала Гунда.
— Работать у нас будешь? — спросила она сияя.
— Нет.
— А тогда зачем пришел?
— Хлеба купить надо. В Евпатории его нет.
— Тебе много?
— Да хоть один мешок.
— А на чем увезешь?
— На себе,— засмеялся Елисей.
— Ты с ума сошел? Отец, я отвезу его сама, можно?
— Да ведь ты еще не сторговалась с ним. Сможет ли он столько заплатить, сколько я беру за пять пудов?
— Сможет, сможет!
Гунда хитро подмигнула Елисею.
— А сколько вы хотите? — робко спросил Елисей.
— После, после,— воскликнула Гунда.— Пантюшка! Запрягай серых.
Гунда схватила Леську за руку и потащила к амбару. По дороге она горячо зашептала:
— У меня есть свои деньги. Понятно тебе? Свои. Папа о них не знает. Ты дай сколько можешь, а я доплачу. Ну, ну! Не спорь. Не могу же я допустить, чтобы мой жених остался без хлеба.
Она продала Леське два мешка. Бричка ждала их у террасы. Гунда села на заднее сиденье и взяла вожжи в руки. Елисей принес сначала один мешок, потом второй и поместился рядом с Гундой.
Пока хозяин, поплевывая на пальцы, считал бумажки, на террасу вышла Каролина Христиановна.
— О-о! Кого я вижу! Леся?
— Здравствуйте, Каролина Христиановна.
— За хлебом приехали?
— За хлебом.
— Очень хорошо. Если еще что-нибудь понадобится, милости прошу. Курицы, поросенки…
Гунда хлестнула коней, и бричка понеслась в Евпаторию.
— И зачем только она приплелась? «Милости прошу»… Без отца она тебе и щепки не даст. У-у, противная!
Леська оглянулся. На террасе стояли и глядели им в след Каролина Христиановна и Саша — Двадцать Тысяч.
У Бредихиных Гунда пришлась по душе. Ее напоили чаем с айвовым вареньем и дали с собой целую связку вяленой кефали. Леонид говорил ей «вы», всячески распускал павлиний хвост, Леська в глубине души гордился тем, что у него такая подруга, которая всем нравится.
Потом Елисей пошел с ней к морю. Шаланду его никто не трогал: на диком пляже она никого не интересовала. Он разулся, сдвинул плоскодонку в воду, но так, что корма еще сидела на берегу, потом поднял Гунду на руки. Она забила ногами и громко закричала: