Гринбах крепко ущипнул Леську. Леська охнул и недоуменно оглянулся на Гринбаха. Все снова рассмеялись.
— Кто такой этот Шокарев?
— Помещик. Хозяин каменоломен. Имеет пятнадцать миллионов,— сказал Петриченко.
— Ага. Откуда ж у него такие средства? От трудов праведных?
Леська растерялся.
— То-то! А ты спасать его приехал? Кровососа выручать? Тоже мне! Сын рыбака называется!
Леська тихонько заплакал.
— Э! Да он к тому же еще и младенец!
Но Леськины слезы всех умилили.
— Они спасли… моего дядю. Он в тюрьме… А они спасли…
— Это верно,— сказал Демышев.— Про это весь город знает.
— Гм… Вон как. А за что дядьку посадили?
— Он хотел… отобрать у Шокаревых… шхуну.
Новый взрыв хохота.
— Ох, сила! Молодчага, видать, у тебя дяденька. А? Так-таки прямо и отобрать? Для себя лично или во имя революции?
— Не в том сейчас дело! — горячо вмешался Гринбах.— Вы только вдумайтесь: Андрон, его дядя, хотел отобрать у Шокаревых шхуну, и они же добились, что его выпустили на свободу.
Все замолчали.
— Ну что ж. Как скажете, товарищи? — спросил матрос.— Шхуну мы у них, понятно, отберем. И каменоломни тоже. А самих, пожалуй, отпустим. А? Пускай все жители понимают благородство революции.
Волною выбросило на берег труп. Тучный, разбухший, он застрял под мостиком булатовской купальни.
Леська боялся выйти из бани. Пошел глядеть Петропалыч.
— Прокурор это. Господин Листиков. Был всегда сухой, как таранька, а теперь… Но все же узнать можно.
Старики пошли за лопатами. Леська лежал на верхней полке и прислушивался. Вот мимо дверей прогремела тачка и, замирая, принялась чирикать все тише. Потом затихла: старики, очевидно, подошли к трупу.
«Как это все вынести? — думал Леська.— Я не хочу этого! Эпоха? Пусть. Революция? Преклоняюсь. Но этого я не хочу. Понимаете? Не хочу — и все тут! Мне это противно, омерзительно. Буду картошку чистить. Подштанники вам стирать. Что хотите! Но это — нет! Пускай матросы, пускай Петриченко, если им так хочется. Но не я. Только не я!»
Вошли бабушка, дед и Петриченко.
— Нет, нет! — говорила бабушка.— Мы туда не переедем.
— Леська! — окликнул Петриченко.— Ты здесь? Объясни своим старикам. Ревком разрешает вам переселиться в дачу Булатовых. Понимаешь? Разрешает. Это — официальное постановление. А они упрямствуют. Не хотят.
— А чего хорошего? У нас тут хоть угол есть,— протестовала бабушка.— А потом что? Вы уйдете, вернутся хозяева…
— Хозяева больше не вернутся. В Симферополе, в Керчи, в Феодосии — всюду восстания. Вся Россия стала красной!
— Пускай хоть золотой. Все равно к Булатовым не перееду!