— Но у нас говорят так.
— Какое мне дело, как говорят у вас? В русском театре говорят по-русски! — гремел антрепренер.
Спектакль прошел триумфально. Со стороны Леськи была всего одна-единственная накладка: когда танц-куплетист, игравший Миловзорова, забыл текст и выдерживал бесконечную паузу, Леська вздохнул и сказал: «Вот положение!» Этого никак нельзя было бы простить, но танц-куплетист моментально вспомнил свои слова и покатился дальше, как на дутиках.
Зато в финале, когда актеры драмы со злорадством ждали, как Незнамов, узнав в Кручининой мать, скажет: «Мама!» (самое трудное в роли), Леська бросился к Ольге Львовне с таким горячим рыданием, что в зале мгновенно забелели носовые платочки.
На следующий день в газете «Красный Мелитополь» писали:
«Особенно поразил нас юный артист Е. Бредихин. Не знаешь, чему отдать в нем предпочтение: интеллекту или эмоции. Не последнюю роль в успехе Бредихина сыграли и его прекрасные внешние данные: рост, голос, обаятельная улыбка».
А в заключение замечательная фраза:
«Пьеса Островского на сцене театра „Гротеск“ еще раз показала, что дело не в том, где играют, а в том, как играют».
Потом опять шли «Граф Люксембург» и «Жрица огня». Когда же снова объявили «Без вины виноватых», уже к полудню театр вывесил аншлаг: «Все билеты проданы».
Но на репетиции Леська играл плохо.
— Не узнаю тебя, Елисей,— вздыхал Бельский.
— Ничего, Семен Григорьевич! Я дам на спектакле.
— Э, нет! До спектакля мы тебя уже не допустим. Вот видите, господа артисты, первый спектакль Бредихин провел отлично, потому что играл на абсолютной искренности. Но чтобы так сыграть во второй раз, нужно уже быть настоящим актером, актером божьей милостью.
*
И опять Леська стоит на контроле, думая о сложности человеческой судьбы. «А один раз я даже управлял департаментом»,— вспомнились ему слова Хлестакова. Вот и его хватило только на один раз.
— Леська, авелла!
— Здравствуй, Листиков!
— Ты что тут делаешь?
— Служу, как видишь.
— Билетером?
— Кем придется. А ты почему здесь? Куда? Откуда?
— Да, понимаешь, драпал сначала от красных, добрался было до Киева, а там теперь немцы. Черт-те что там делается! Москалей вешают при малейшей провинности. Вот и решил махнуть домой. Там, говорят, теперь все успокоилось.
Леська проводил Листикова в зал и устроил ему приставной стул. Сам же пошел за кулисы: сейчас будет плясать Настя, а он никогда этого не пропускал.
Выключили свет. На сцене вспыхнул костер. Вот цыгане вышли на эстраду. Зазвучала человеческим голосом гитара старого Михайлы:
Что за хор певал у «Яра»,