— Так нельзя,— сказал Леська.
— Вот еще! Почему?
— Не по закону потому что.
— В революции можно все! — убежденно заявила Настя и обиделась.
Когда она уходила, Леська слушал ее шаги и считал ступеньки.
Леська был так молод, что все случавшееся с ним возникало для него впервые. Впервые держал он в руке девичью руку, впервые дотронулись до его рта девичьи губы.
И все же, и все же где-то в глубине души был у него божок: Гульнара. Этого божка ничто не касалось, ничто не могло ни замутить, ни затемнить.
Пролежал Елисей две недели. И все это время в душе его теснились самые разные чувства: обе девушки и немецкая оккупация, а главное — медведь, которого он так испугался. Память неотвязно возвращала ему его собственный глухонемой рев. Все его тревожило, пугало. Однажды ночью он проснулся от чьего-то дикого крика:
— Карау-у-ул!
Леська сел на постели. Сердце его билось где-то в горле.
— Карау-у-ул!
Это кричал петух.
Вскоре Елисей пришел в театр на репетицию: он опять играл в «Графе Люксембург» фразу «Она здесь!». Фраза произносилась во втором акте, и Леська пошел за кулисы к медведю. Завидев его, медведь поднял уши. Леська достал из кармана бутылку молока. Медведь привстал и заинтересованно уставился на бутылку. Чтобы проверить свою храбрость, Леська подошел к нему совсем близко. Медведь встал на дыбы и вплотную подошел к Леське. Теперь он глядел на него, как теленок. Держа в одной руке бутылку, Леська другой потрепал мишкино ухо. Мишка только крутил башкой, урча от нетерпения. Тогда Леська отдал ему бутылку. Тот запрокинул голову и стал булькать из горлышка. Леська подождал до тех пор, пока медведь опорожнил бутылку, еще раз потрепал его и ушел. Отныне Леська ежедневно подходил к зверю, давал ему бутылку и поглаживал по голове.
Однажды утром, едва вернувшись с базара и наспех заглотав бутерброд, он побежал в театр.
Медведя не было.
Не было и цыган. Они снялись ночью всем табором и увели с собой медведя. То, что для Леськи звучало ежедневным подвигом, для них оборачивалось бытом. Очевидно, дед Михайло дал медведю сахару, которого тот никогда не ел, и мишка пошел за ним, как собака.
— Где Ван Ли? — спросил Леська у сторожа.
— А кто его знает? Побег искать.
— Как же он их найдет без языка?
— А мое какое дело?
— Но ведь вы видели, как цыгане уводили медведя?
— Видел.
— Почему же вы допустили?
— Не допустишь! Их восемь человек людей.
— Но ведь вы сторож! Вы обязаны охранять имущество театра.
— А какое имущество медведь?
— Не притворяйтесь дурачком! Вы все понимаете.
— А вы не кричите. Я вам не слуга дался. Нынче равноправие.