— Тебе куда?
— К театру.
Поехали. Леська стал приглядываться к женщине. Она выглядела необычно: на ней сочно лоснилась новенькая кожаная безрукавка, какие носят белые офицеры, рыжела шерстяная юбка, выгоревшая по швам до белизны, на ногах сапожки с низкими голенищами в байковых отворотах.
— А откуда вы меня знаете? — спросил Леська.
— Я всех ваших знаю. Все ко мне ходили: и Артур, и этот, Листиков, хоть у меня и нет двадцати тысяч.
— А зачем ходили?
— Эх ты, цыпленок! А зачем мальчики к женщине ходят?
Леську опалило пламенем: так с ним еще не разговаривала ни одна женщина.
— А тебя, курносик, я давно заприметила. Все ждала — придет же когда-нибудь. Мой будет.
Она рассмеялась.
Леська с любопытством продолжал разглядывать новую знакомую. Она была складная, подбористая.
— Как вас зовут?
— Тина Капитонова.
— А я Бредихин Елисей.
— Ну вот, значит, и познакомились?
— Познакомились.
— Врешь. Пока не зацелуешь, не узнаешь.
Леську снова обдало варом. Чтобы переменить тему, он перевел разговор на окорока:
— Скажите, а вам не стыдно, что вы украли на базаре вот эту свинину?
— Стыдно, когда видно. А насчет «украла», то зачем же так грубо? Скажи «поцупила» или как-нибудь еще покультурней.
— Значит, угрызений совести нет?
— Совесть у меня чистая. Я вернула себе свое. Ты только подсчитай, сколько я этим торгашам переплатила за свою жизнь! Разве они, гады, нас жалеют? С чего ж это я должна жалеть их?
«Новая мораль,— подумал Леська.— Странная, если судить по данному случаю, но что-то здоровое, правильное, большое в ней все-таки есть».
Лошади подошли к театру.
— Устроишь билетика?
— Пожалуйста. Приходите. У нас начало в половине восьмого.
— Не приду,— вздохнула Капитонова.— Некогда мне: на фронт надо ворочаться.
— На фронт?
— Ну да. Я ведь красногвардейка. В нашем отряде состою.
— В евпаторийском?
— Ага. Хочешь со мной?
Красавцы вороные стояли, выгибая гребни могучих шей. В гривах играла черная радуга. Леське казалось, что от коней шел запах степных трав, хотя никакой зелени сейчас в степи не было. И от Тины веяло духом того самого вольного простора, какой он ощущал только на берегу моря.
Леська глядел на нее, не зная, что и сказать.
— На кой тебе тут валандаться? В свете такое делается, а он на базар ходит. Эх, парень!
Она вздохнула.
— Значит, не решаешься?
Лошади тронулись.
— Постойте! — закричал Леська.— Погодите!
Он побежал за тачанкой.
— Тпррр… Ну, я же знала, котик, что ты хороший. Не зря тебя заприметила.
— Только я должен сначала попрощаться… И вещички…
— Никаких тебе вещичек не надо, кроме ложки.
— А белье?