О, юность моя! (Сельвинский) - страница 71

— Одну смену возьми, а больше и не думай. Где я там тебе стирать буду?

Леська вбежал в дом. Старики еще слонялись по квартире в халатах.

— Кто это тебя привез?

— Так, одна, из Евпатории. Мне пора возвращаться домой.

— Господи, так скоро?

— Почему скоро? И вообще, рано или поздно должен же я вернуться к бабушке и дедушке?

— Да, да, конечно.

— А как же театр? Кто будет говорить: «Она здесь!»?

Старик засмеялся и тут же заплакал.

— Ну, ну, Сенечка. Не надо так,— сказала Ольга Львовна.— Вот придут немцы,— начала она, словно рассказывая малышу байку,— отыграем сезон и поедем на курорт в Евпаторию, а там снова увидим нашего милого Лесю.

Вскоре Леська уже сидел на тачанке рядом с Капитоновой и держал в руках ее берданку.

— Куда же мы едем?

— Пока в Сокологорное, а там видно будет. Если наши еще не драпанули, значит, штаб сегодня же и найдем.

Город остался позади, такой уютный, в розовом тумане от дымов и дали. Жеребцы на бегу ревели, стараясь укусить друг друга, и страшно таращили кровавые глаза. Елисею каждый раз казалось, будто они закусили удила и, озверев, понесли. Но Тина спокойно держала чуть-чуть приспущенные вожжи, и, глядя на нее, успокаивался и Леська.

Снег на полях выветрился. На осенней вспашке торчал занесенный ветром бурьян и бежало перекати-поле. Но степь была индевелой и вся словно звенела сталью.

Далеко в стороне у чудовищно раздутого трупа лошади застыли два волка. Тина придержала коней, сунула Леське вожжи, рванула берданку и уверенно, не целясь, выстрелила.

— Промахнулась я! — засмеялась Тина так лихо, как если бы ударила без промаха.— Ну-ка, теперь ты попробуй.

— Хорошо. Только вы остановите лошадей.

Тина придержала вороных, которые совершенно не чуяли волков. Елисей долго целился и все время думал: «Хоть бы попасть! Господи, хоть бы попасть!» Почему-то ему это было очень важно. Наконец он спустил курок. Волки повернулись и стали уходить.

— Эх, жалко! — крикнул Леська.

— У пчелки жалко,— сказала Капитонова.

Теперь она пустила коней шагом, давая им отдохнуть.

— Тина!

— Я Тина.

— Можно вам задать вопрос?

— Нельзя.

— Почему?

— О прошлом начнешь допытываться, а я его топором отрубила. Понимаешь? Так прямо топором!

Кони шли теперь тихо. Не стараясь обогнать друг друга, они вели себя очень смирно.

— Сколько вам лет, Тина?

— Двадцать восемь. А тебе?

— Уже восемнадцать.

— Уже?

— Неужели же вы так и не могли выйти замуж?

— Все-таки суешься в мое прошлое? Эх, все вы одинаковые… А что замужем? Подумаешь, счастье! Приходил вечером в дымину пьяный, заблеванный, вонючий. Я его обмою, переодену во все чистое, спать уложу, как маленького. Утром сбегаю в казенку за шкаликом,— опохмелиться человеку надо, а то ведь погонит по этажам. Чем ему плохо? Так нет же — подарочки любовнице носил, а мне одни синяки. Ну, да синяки я и от других могу получить. Видишь, у меня какой?