Тачанка была с пулеметом.
— Умеешь стрелять, гимназер? — спросил Петриченко.
— Нет еще.
— Тут самое важное не сробеть, когда на тебя несутся конники. А в общем, вот гашетка. Нажмешь ее — и поливай влево и вправо.
Петриченко, свертывая цигарку и не беря вожжей, чмокнул на вороных и спокойно сказал: «Вперед». Лошади дернули и сразу пошли рысью. Когда проезжали перешейком, Леська с интересом наблюдал справа красноватые заливы Сиваша, слева — синюю рябь Черного моря. Густую синеву Черного он знал хорошо, а вот бледную воду Азовского видел впервые.
— Почему красная? — спросил он Виктора.
— А кто ее знает? Красная — ну и красная.
— От водорослей это,— сказал Петриченко.— «Солонцы» называются. От них и червячки, что здесь живут, тоже наливаются краской.
За спиной раздалось чмяканье копыт: это шла тачанка анархистов — буланый и чалый.
Показались соляные промыслы. В высоких резиновых сапогах шлепали по воде рабочие.
— Э! Пролетариат! — закричал Устин Яковлевич.— Пошто это вы сегодня не на работе? Немец придет — вас заберет. В Красную гвардию пора, класс вы эдакий рабочий!
— Успеется! — крикнул кто-то вдогонку.— Без нас не обойдется.
У выхода из Крыма блистал на рельсах бронепоезд. Он состоял из трех частей: одетый в броневые заплаты локомотив, за ним платформа со стальным кубом, из которого высовывалось дуло шестидюймового орудия, и, наконец, другая платформа, тоже забранная сталью, но со спущенными до поры до времени бортами. На ней при четырех «максимах» сидели и стояли черные силуэты моряков, похожие на орлиную стаю. С точки зрения архитектуры бронепоезд не представлял собой произведения искусства. Откровенно говоря, ничего более аляповатого война не создавала. Но в эпоху гражданской войны это уродище было самым грозным оружием.
— Привет сухопутным крысам! — крикнул Груббе и высоко поднял бескозырку.
Только теперь Леська прочитал на ней название: «Судак».
— Почему ты «Судак»?
— А почему Самсошка — «Воля»?
— Ну, воля все-таки что-то такое значит — большое, всеобщее.
— Да, да. А зато судак вкуснее.
От бронепоезда отделился Гринбах и поскакал к ним на красном коне, отчаянно махая локтями.
— Наша задача,— сказал он, подъезжая,— обследовать степь до станции Ново-Алексеевка. За мной!
Вскоре из-за горизонта всплыли очертания водокачки, вокзала, а затем и самого села. Комиссар придержал красного. Подошли тачанки.
— Как думаете, немец там?
— А кто его знает? Подъедем — узнаем.
— Нет. Так нельзя-а,— рассудительно протянул Устин Яковлевич.— К медведю в берлогу головой не лезут. Следов надобно искать! На всякий случай поедем шагом.