— Да, да…
В огненных глазах Девлета пылал страх. Леська почувствовал себя героем:
— Не робей, старик! Наша возьмет.
Девлет попытался улыбнуться. А Леська припал к брустверу. О смерти он не думал. Его сжигало любопытство: как это бывает — атака?
*
Передовая линия остановилась. Сквозь нее, точно вода в открытые шлюзы, хлынула вторая шеренга и, пригибаясь, покатилась вперед. Это было уже страшно, потому что неожиданно. Китайцы не выдержали, открыли огонь. Шеренга тут же залегла. К ней из задних рядов, пригибаясь, бежали офицеры, размахивая револьверами. Офицеры бранились, но цепь не вставала.
— Ничего, встанут,— спокойно сказал Махоткин, и от его спокойствия всем стало не по себе.
— Встанут, встанут! — подхватил Гринбах.— Один француз, угрожая немцу, сказал: «Мы — народ воинственный!» — «А мы — народ военный»,— ответил немец. Так что встанут. Еще как!
Какой-то китаец выскочил на гребень и уселся на камень, ритуально положив руки на колени. Его тут же скосило пулей. Тогда выскочил другой китаец и уселся на то же место и в той же позе. Скосило и его. Тогда поднялся третий китаец…
— Что они? С ума посходили?
Махоткин бросился к траншее китайцев.
— Эй, старшинка! — закричал Махоткин.
Из окопа выглянул человек. На большой верхней губе два длинных волоса: один справа, другой слева. Махоткин спрыгнул к нему в окоп.
— Леся! А Леся! — хрипло заговорил Девлет.
— Чего тебе?
— Это я… тогда… спалил твою хату. Алим-бей велел, а я спалил.
— Зачем ты мне это говоришь?
— Так… Не знаю… Может, убьют!
Немцы все еще прижимались к земле. Офицеры орали на солдат, стоя уже в полный рост. Цепь наконец поднялась. Впереди бежали офицеры. За ними первая линия. Можно их рассмотреть: это синежупанники. Немцы гнали первыми гайдамаков.
По всему Турецкому валу полетела команда: «Паль-ба-а!» С двух концов прямой наводкой ударили батареи. Пулеметы зачастили так, как будто на огромном заводе тянули железное полотно в рубцах и прорехах. Ружейного огня уже не слышали сами бойцы, но весь Турецкий вал курился, как вулкан перед извержением.
Первая линия повалилась. За ней рухнула вторая — эта уже состояла из железных касок. Третья смешалась и побежала назад. Атака захлебнулась.
— Прекратить стрельбу!
— Отста-а-авить…
Турецкий вал умолк, все еще продолжая дымиться. В этом молчании таилась гроза. Но уже конно-пулеметный отряд Вагула вылетел на тачанках в степь и, развернувшись, осыпал убегавших горячими струями. Кубанская сотня, перемахнув на коней, с гиком и свистом помчалась вслед. Вот она обогнала вагульцев. Те замолчали. Конники налетели на пятки немецкой пехоты, и началась рубка. Елисей видел только взблески шашек, точно шел сосульчатый снег.