– Какая нетерпеливая. Какая буйная. Молодая кровь, молодой гнев. – Она покачала головой. – Я должна научить тебя смирению, дитя. Смирению и терпению.
Женщина вперила в неё взгляд, полный нескрываемой ненависти. Она уже хотела от ведьмы только этого. Чёрную Книгу, написанную кровью по нежной, мягкой коже, снятой со спин младенцев. Она хотела только добраться до этой сокровищницы наитайнейших тёмных знаний, в которую византийские чернокнижники заносили заклинания, на протяжении веков собранные у персидских огнепоклонников, халдейских гадалок, египетских жрецов и ассирийских демонологов. Ведьма только один раз показала ей Книгу, но этого было достаточно, чтобы Катерина почувствовала исходящую от неё силу. Она чувствовала себя тогда так, будто её окунули в ледяную воду, а острые, холодные иглы вонзились в её ум, душу и сердце. Это была Чёрная Книга. Шахор Сефер, как называли её евреи, لطفحنفغعظطس ضثةبحؤئ عطظيكﻩفك, как записывали её название персы. Единственная в своём роде и неповторимая, ибо не существовало никаких её копий или списков, и лишь её фрагменты, часто перевранные и искажённые, приводилась в других произведениях. Как Книга, стоившая больше, чем всё золото мира, оказалась в руках старухи, живущей в разваливающейся от старости лачуге, притулившейся к городской стене Кобленца?
– Снимай платье, – приказала ведьма со злым блеском в глазах. – Потом становись к стене.
Катерина расстегнула крючки и сбросила материю. Полуодетая она повернулась и прижалась грудью к шершавым необструганным доскам. Когда она почувствовала на спине первый удар кнута, сжала зубы так сильно, что на секунду испугалась, что треснет челюсть. Ведьма была старая и больная, но рука её была твёрдой и уверенной. Катерина знала, что ведьма не перестанет её бить, пока не услышит из уст Катерины умоляющий крик. И, как всегда, пообещала себе, что не закричит. Прижалась щекой к доскам, чувствуя, как нежеланные слёзы боли и ярости текут из-под век. В уголок её рта вонзилась заноза. Но она начала кричать только после двадцатого удара.
* * *
Катерина вынуждена была сама нанести себе мазь на израненную спину, что было не только дьявольски неудобно, но и вызывало настолько интенсивную боль, что она снова начала плакать. Однако не могла же она показать служанке избитое тело, потому что она неизбежно заинтересовалась бы, почему на её хозяйке через несколько дней не осталось ни малейшего следа. Ни тончайшего шрама, ни царапины... Заинтересовалась бы, почему истерзанная кожа снова стала гладенькой, словно свежая кроличья шкурка. Катерина слышала уже довольно сплетен о себе, чтобы добавлять к ним ещё одну. Да ещё такую, которой могли заинтересоваться инквизиторы. Девушка, правда, была тактичной и, видимо, преданной своей хозяйке, но Катерина знала, насколько права старая истина, гласящая, что тайну, о которой знают трое, знает и свинья. Хватало и того, что о необычных способностях Катерины знала она сама и ведьма, которая позволяла ей изучать тайны, связанные с тёмным искусством.