Ягов иногда лично приезжал в Снегири, где проходила подготовка группы «Ремонт», и смеялся до слез, наблюдая, как головорезы из отряда Могилова, вызванные сюда из Душанбе, пытаются освоить поворот «кругом» в движении.
— Педерасты, по команде «Кругом марш!» делается один шаг, правая нога заносится за левую, следует поворот на носках через левое плечо, и сразу же начинается движение с левой ноги! — кричал он с балкона второго этажа, листая «Пособие для сержантского и младшего офицерского состава».
Могиловские боевики цедили матом сквозь зубы, но перечить Ягову не решались. Сам Могилов, абсолютно не понимающий, зачем было все так усложнять, отвертевшись от подготовки, уехал в Барвиху на свою дачу, погулять напоследок с двумя эстонскими проститутками, которых почему то называл «англичаночками». Между тем его боевики вскоре освоили науку подшивать сменные подворотнички, чистить сапоги и драить ременные пряжки. С обмундированием проблем не было. Все необходимое было куплено в стройбатовской части 93401, в Кубинке. «Калашниковы» и цинки патронов к ним были свои. Продукты питания и необходимые стройматериалы также планировалось иметь свои, чтоб не связываться лишний раз с войсковыми складами. Единственно реальным был письменный запрос в воинскую часть 35754, на предоставление необходимого количества настоящих, живых солдат из воинской части 14228. Запрос был оформлен прямо из Генштаба столицы, но подписан вымышленными людьми. Таким образом, ответственным за отправление солдат «налево» становился командир в/ч 14228 генерал майор Сидорчук В. П., который, впрочем, подписал запрос не глядя, а штабной офицер, положивший папку с бумагами на подпись начальнику, тоже не читая, вполне мог сослаться на писаря, ефрейтора Рыжова, готовившего обычно все бумаги.
Генерал майору Сидорчуку в январе предстояло отправиться на пенсию. К тому же, по данным Ягова, он страдал чем то похожим на выпадение памяти, так что возможность того, что генерал позвонит в управление для выяснения обстоятельств перевода нескольких десятков строителей, к тому же приносящих его части одни ЧП, была равна практически нулю. К тому же гриф «Секретно» намекал на то, что даже в управлении могли не знать об этой бумаге. Но самое главное — Сидорчуку уже давно на все было просто наплевать.
Вспоминая все это, новоявленный майор К. П. Злачевский, он же Могилов, наблюдал через стекло, как направляются в вагон последние солдаты, а начальник станции в старой обвисшей железнодорожной фуражке, кратко переговорив с «сержантом Бедовым» (боевиком по кличке Трактор), получает от него целлофановый пакет с деньгами и неоднозначное напутствие насчет языка за зубами. Затем начальник мелкими шагами идет к своей диспетчерской, расположенной в полуразрушенном пакгаузе, на торце которого виднелась надпись, сделанная из кирпича белого цвета, «Дюмин и К. 1913». По пути он трусливо оглядывается на поигрывающего автоматом «сержанта Бедова» и, торопя, машет кому то, чтоб поскорее переводили стрелку, давая составу выходной зеленый. Могилов встряхнул головой, прогоняя воспоминания, отвернулся от окна и, выцарапывая на пластике столика схему женских промежностей, закурил «Столичные». Закашлялся, поморщившись, зашвырнул их на багажную полку, достал «Кент»: