- Десятки других рыцарей и воинов... - задумчиво повторил Эмильен-левша, потом спросил, тяжело вздохнув: - Где они теперь? Чем заняты и кто ими руководит? Ты сам-то, Венсан, веришь в то, о чем говоришь?
Де Брие ответил не сразу. Он налил себе в кружку вина из желтого глиняного кувшина, сделал несколько глотков. Потом осторожно положил свою тяжелую ладонь на плечо старика и сказал, заглядывая в его глаза:
- Я верю только в то, что сам делаю! А делаю то, к чему меня призывает Господь и моя честь! Не далее как две недели назад мне удалось спасти полный архив Ордена и переправить его в надежное место! Теперь ни папа, ни король Филипп никогда не доберутся до этих документов.
- Это было нелегко?
- Это было рискованно, потому что к делу пришлось привлечь малознакомых людей. Но потом я принял меры предосторожности, и только двое знают теперь, где хранится архив.
- Что ж, похвально! - воскликнул Эмильен-левша. - Полагаю, Жак де Моле одобрил бы твои действия.
- Представь, старик, он сам незадолго до своей смерти поручил мне это сделать.
- Вот как! А почему он выбрал именно тебя?
- Не знаю. В последние несколько лет Великий магистр доверял мне. Мы не раз встречались и беседовали на разные темы.
- Какие это несколько лет? - настороженно переспросил старик. - Его арестовали в седьмом году, а сейчас четырнадцатый...
- Я имею в виду до ареста. Я неоднократно бывал в Тампле, у него дома. Знаешь, старик, Жак де Моле чувствовал, что конец близок. Это он однажды посоветовал мне уйти в тень и заниматься делами Ордена тайно. Но и потом, во время следствия, через надежных людей я получал от него указания и просьбы, которые старался по возможности выполнять. Я давно сбрил бороду, сменил рыцарский плащ на простую одежду, веду образ жизни торговца, но, конечно же, ничем не торгую. Просто езжу по стране и решаю кое-какие вопросы.
- Решаю кое-какие вопросы... - снова повторил Эмильен-левша. - Ты сказал это так, будто не прочь поведать мне о своих планах...
- Не совсем так, старик. Извини, но есть вещи, о которых даже тебе я не могу рассказать.
- Эмильен-левша не обижается, - скрипнул старик. - Эмильен-левша достаточно много знает, еще о бОльшем догадывается, но никогда не лезет никому в душу и ни о чем не говорит вслух.
- Да ты кладезь самой добродетели!
- Нет уж, не стОит приписывать мне то, чего нет. Я грешен, и грех мой состоит именно в том, что я позволяю себе много размышлять о бренности бытия. Стараюсь не делать выводов, но у меня не всегда получается.
- И к каким же выводам ты пришел?
- Ты молод, Венсан. Тебе еще рано принимать к сведению стариковские мысли.