— Благодарю, — Юшневский был от мороза весь красный и влажный. — Ну и погода. Вчера ещё солнце, а теперь…
Человек с треснувшим голосом обнял Юшневского и провёл в комнату.
— Якушкин рано уехал, — сказал он, — а то бы успел письмо получить. Сегодня утром привезли.
— Давайте мне, я пошлю его в Каменку.
— Обяжете. Садитесь, Алексей Петрович. Степан, самовар.
— Це зараз, — Степан убежал на кухню, бормоча, — це зараз виконаемо, хвилиночку…
— Как вам вести от Ипсилантия? Может, правда, это шанс?
— Для кого, Пестель? — Юшневский пригладил светлые волосы, растрепавшиеся под шапкой. — Что вы, сами хотите отправиться в подмогу грекам и валахам? — он усмехнулся.
— Я, признаться, склоняюсь к тому, что князь предложил. Если вы читали его заметки по поводу «Союза благоденствия», то…
— Читал и много слышал о них.
— Надеюсь, Давыдов с ними ознакомится и тоже выскажется.
— А вы ему передали?
— Да, с Якушкиным, — сказал Пестель. — Так вот, я нахожу оные идеи довольно удачными, хотя и торопится он… Торопится. Но возможность мне видится.
— А кого вы поведёте? — Юшневский со скептическим видом покусывал мундштук. — Орлова с ланкастерскими шалопаями? Шестнадцатую дивизию бранят за дело, Пестель, кому, как не вам это знать.
Пестель знал. Он недолюбливал Орлова за излишнюю доброту к солдатам. Солдат должно держать в строгости. Не доводить до отчаяния, разумеется, но и не баловать, а Орлов именно что балует. Армия призвана стать руками будущей революции, и если руки не будут тверды и послушны — лучше сразу отказаться от идеи кого-то бить.
Степан принёс пышущий жаром самовар, и сразу стало веселее.
— Похож, — Пестель щёлкнул самовар по золотому боку.
— Pardon?
— Да на Орлова. Круглый и горячий. Огня в нём много и домашней мягкости при том. А рассудку мало. Это, конечно, скверно. Но я говорю не о шестнадцатой дивизии, а о всей второй армии.
Юшневский улыбнулся одними губами; в глазах не появилось ни намёка на веселье. Он часто делал так — не от радости, а чтобы размять затекающие мышцы лица.
— Это вы, Пестель, на место Киселёва или самого Витгенштейна прицелились? Не высоко ли глядите, полковник?
— Армию можно склонить на сторону республики, если дать ей почувствовать себя борцами за республику греческую. Вернуться наши гренадеры с победой, их встретят, как героев, а царь — он-то, понимаете, всё молчал и медлил. А Киселёв близок к нам и сможет настроить людей.
— Всё так, — кивнул Юшневский. — Но это придётся осуществить уже весною. Без подготовки, на авось. Потом время будет упущено, да и император может в конце концов отправить две-три дивизии в помощь Ипсиланти, и мы потеряем оригинальность. Если выступать нам — то сразу после того, как Ипсиланти выступит.