— Итак, — каркающим голосом сказал Волконский, — Прежде чем передать слово господину Вувису, я скажу. Все, находящиеся здесь, знают о близком восстании греческой Гетерии против турецкого ига. В связи с этим должно отметить следующее: во-первых, это время наиболее удобно для того, чтобы выступить и силами второй армии занять Петербург, провозгласив республику. Во-вторых, для исполнения этого нужно решить несколько задач здесь, на юге. Коли уж до возвращения Орлова мы не можем знать, сколько наших братьев в Петербурге готовы разделить с нами участь — какой бы она ни была, — предлагаю начать с того, что нам доступно и ныне. Господин Пушкин нам чрезвычайно пригодится, хотя он и не военный.
— Один вопрос, — поднял руку Дупель. — Господин Пушкин, вы дружны с полковником Раевским…
— Он не догадывается о моём участии в обществе, господин Дупель.
Адъютант моргнул и дёрнул усом:
— Я Дубельт.
— Виноват, господин Дубельт.
— Может статься, — Василий Львович перелил в блюдце чай и подул на него, — Орлов приедет ни с чем. Там, понимаете, по-другому мыслят, ну.
— Допустим, — отозвался Волконский. — Но и тогда у нас есть хотя бы Якушкин, человек деятельный…
— Иными словами, мы и сами справимся, — Краснокутский вечно щурился, будто глядел на солнце, от этого его глаза казались лихими и весёлыми; из-за постоянного прищура вкруг них давно залегли морщинки. — Армия у нас есть, господа, будет constitution Пестеля и подробный военный план князя. Перебьёмся, думаю, а, господа?
— План князя? — не понял Пушкин.
— А вы не знаете?
— Он с князем не знаком, — пояснил Василий Львович.
— Надо же, могли ведь встретиться… Князь — отец нашей революции, гениальный, по-моему, человек. Весь наш план рождён его умом, как вам это?
Господи.
— C'est incroyable, — согласился Пушкин (вдох-выдох, сдержать дрожь, nomen est omen[18], silentium est aurum[19], зачем безвременную скуку зловещей думою пытать? Не выдать интерес, не выдать). — Жаль, что я не знаю его.
— Увидитесь с ним когда-нибудь. Впрочем, его трудно застать, он всё время переезжает.
Господи. Идейный вдохновитель революции, в разъездах, почитаем тут всеми, как отец родной…
— Как его имя?
— Мы привыкли звать его князем, в тон его манере подписываться, но, — (говори же, Волконский, чёрт тебя дери!) — вообще его зовут Владимир Крепов.
Зюден
— Могли столкнуться, задержись он на минуту, или приди вы раньше, — сказал Волконский. — Вы зашли сразу, как князь ушёл.