Чудовищный грохот вырвал Петьку из дорожного сна, а мгновение спустя карету мотнуло и начало заносить вбок.
— Э-э-э! — э! — заорал Петька, дёрнув вожжи на себя. Лошади, испуганные громом, рванули с места, одна споткнулась и, судя по тому, как подломилась её нога, встать бы уже не смогла. Вторая, запряженная с ней в пару, заржала и потянула карету с дороги. Снова раздался звук — менее громкий, но неприятно напоминающий треск ломающейся оси. Экипаж вынесло на обочину; колесо, попав в придорожную канаву, слетело; карета качнулась; переломилось дышло, и Петька удивлённо проследил за тем, как, покинув привычное место, уходит вбок и вверх земля.
Он упал на самый край канавы, чудом не погребённый под опрокинувшейся каретой.
Услышав за спиной шаги и поняв, что звук, разбудивший его, был выстрелом, Петька закричал, пытаясь подняться:
— Пощадите! Пощадите, ради Христа, нет у меня ничего! Денег не везу никаких, столичного князя везу, а при нём ничего, только сапог шесть пар! — слишком поздно до ямщика дошло, что удивительная, хоть и правдивая новость, сообщённая им (а и правда — зачем столичному князю шесть пар сапог, и ничего кроме них?), была вполне достаточным основанием для убийства. Тут и за одну пару лихие люди могли, не моргнув, зарезать.
— Не губи… — выдохнул он и, всхлипнув, замолк, только запрокинул голову как мог далеко, чтобы не чувствовать приставленного к горлу ножа.
Предательство Черницкого — следа нет — о любви — Орлов приехал — вести из Москвы
Он меня не повстречает
Никогда в аллеях сих.
А.Е.Измайлов
Воистину, — как говорили в Киеве Пушкину, — блажен умеющий заглядывать в грядущее, из смутных наших времён, из дня сегодняшнего — вперёд, как плёнку перемотать, миновав положенный порядок смены дней; но предвидение, — это тоже говорили в Киеве — удел немногих. А кто во всём свете эти немногие? Допустим, мы.
Утром после встречи с Денисом и компанией Пушкин написал и отослал в Петербург письмо — то самое, что обсуждалось в кабинете Каподистрии во время прошлого нашего визита в февраль 1821 года. Заглянем в будущее снова, ибо события, случившиеся в Петербурге, непосредственным образом следовали из Киевских и происходили неделю спустя лишь по причине метели, задержавшей почтовый экипаж на пути к Петербургу.
— Надеюсь вы понимаете, — сказал Капитонов, кривясь, точно от горечи во рту, — что никакой дуэли не будет? Во-первых, я не оскорблял ни вас, ни Каподистрию, во-вторых, подумайте, что грозит нам, если кто-то узнает…
— И всё же я буду настаивать на поединке.
— Господин Черницкий, какая муха… Что с вами приключилось? Да, нашему статс-секретарю выпало несчастье быть либералом и греческим патриотом, и при этом, заметьте, он честно служит и не позволяет себе слабости. А вы любите его настолько, что готовы рисковать жизнью?