— Вот, — Иван Никитич похлопал по клетке, — у Жако спросите.
* * *
Новости о восстании доходили, несмотря на близость Кишинёва к местам боевых действий, разрозненные и неясные. В нескольких домах, где Пушкин бывал, обсуждали слухи и домыслы, касающиеся Этерии (Етерии, как тут говорили) и валашского бунта. В то же время в других просвещённых семьях говорили об «итальянском деле» — революции в Неаполе и её возможном исходе.
11 марта с одобрения Священного Союза в мятежный Неаполь вошли австрийские войска, но весть эта ещё не достигла Кишинёва. Пушкин, сидя с трубкой в гостях то у милейшего вице-губернатора Вигеля, то у Орлова, рассуждал о том, что не в этом году, так в следующем стремящиеся к переменам государства объединятся и восстанут совместными силами. А там глядишь, и появится первая Всеевропейская Конституция, а возможно и Европейская Республика.
…С Охотниковым он встретился, когда тот, получив выходной, обосновался читать что-то в турецкой кофейне на самом конце Булгарской, где улица переходила в размокшую пустошь. Под стенами кофейни ходили гуси и пили из гнилых луж воробьи; пахло тем, чем обычно пахнет в Кишинёве, только отчётливей: землёй, навозом, бочарной смолой и вином, махровым тутуном и козьей шерстью. (Может, правду говорят, что аромат кофе усиливает прочие запахи даже тогда, когда сам уже неощутим?) Место это, далёкое от изысканности, привлекало, однако, светских гостей уникальностью, — настоящая турецкая кофейня была в Кишинёве пока что одна.
Охотников, оторвавшись от чтения, встал навстречу Пушкину и застыл в изумлении.
— Не лгут, — он глядел мимо лица Пушкина, в желтые глазки Овидия, крепко вцепившегося Александру в плечо. — Вы теперь вечно будете с котёнком ходить?
— Пока не вырастет, думаю, — Пушкин не глядя потыкал Овидия согнутым пальцем. Котёнок куснул костяшку и мявкнул. — Потом он станет тяжеловат для повседневного ношения. Буду рядом водить.
— Ладно, — Охотников в замешательстве окинул глазами столик, взял кубик рахат-лукума и осторожно сунул под нос Овидию. Овидий понюхал руку Охотникова, лизнул рахат-лукум и отвернулся.
— Не хочет, — огорчился Охотников.
В следующую минуту выяснилось, что Охотников здесь уже четвёртый день, но Пушкина найти не мог, и никто из знакомых не сказал, где Александр живёт.
— У Инзова я живу.
— То есть как? — вскинулся Охотников. — Вы остановились в особняке Инзова?
Пушкин кивнул, наливая Овидию в ложечку кофейку.
— Александр, вас само провидение туда поселило. Я думал, придётся вместе ломать голову, как вам попасть к губернатору, не вызвав подозрений.