Он укрепился в этой мысли, когда подошёл к дому Инзова, и на голову ему с криком «попался!» выпрыгнул сам Пушкин в халате поверх домашнего костюма и в цилиндре. Повиснув, как летучая мышь, Александр стал трясти и щекотать опешившую жертву, пока не сполз по Раевскому на траву.
— Он у нас такой, — сказала ослепительно-веснушчатая горничная, когда заходили в дом. — Энерх-хгичный.
* * *
— И где же ты пропадал?
Раскрасневшийся от чрезмерно сильных объятий, похлопываний и потыкиваний, но по-прежнему невозмутимый Раевский вновь надел очки, убранные от греха на время вышеназванных экзекуций, и оправил смятый мундир.
— Это ты куда пропал, отвечай. Месяц о тебе ни слуху, ни духу, от Кати узнаю, что ты в Кишинёве, Николай тебя клеймит предателем, забывшим дружбу…
— Алёнушка скучает, я полагаю?
— О Елене и думать забудь. Оба раза, когда ты соизволил мне написать, ты решил, видимо, что говорить о работе со мной не обязательно. Так что постарайся сейчас успокоиться и подро-обно мне описать всё то, что ты в письмах заменял портретами местных женщин.
— Портреты вполне хороши, — с достоинством сказал Пушкин.
— Угу, — Раевский прикрыл глаза под очками с выражением великого терпения. — За пучеглазую старуху с тебя двойная порция информации.
«Проклятье, — подумал Пушкин. — И как теперь выпутываться?»
— Инзов — не тот, кем все его считают, — сообщил он. — Не смейся, но я даже подумал, что Инзов — Зюден.
— Чушь, — отозвался Раевский. — Из того, что я наскрёб по своим связям, Инзов — член ордена русских розенкрейцеров. Воспитывался он без родителей в семьях Трубецких и Брюсов, с семнадцати лет из него начали делать бойца, агента, игрока, дипломата — всего не перечислить. С какой целью, — продолжал Раевский, в то время, как рот Француза открывался всё шире, — мне неведомо, но по тому, что Волконскому с Пестелем необходимо убить Инзова до начала восстания, могу судить, что роль его — защищать престол. Учитывая, что розенкрейцером может оказаться практически любая известная нам персона, а Инзов живёт в опасной близости от Южного общества…
— Его необходимо устранить, чтобы орден не получил сведений о заговоре, — Пушкин вцепился ногтями в волосы. — Чёрт бы тебя побрал, Раевский. Мне потребовалось три месяца, чтобы немного приблизиться к тому, что ты сейчас сказал. Откуда ты это выкопал?
— Это неудивительно, — Раевский с отрешённым видом разглаживал манжет. — Ты связан легендой и не можешь проявлять излишнее любопытство. А я был свободен и мог спрашивать всех, кого пожелаю. Рассказывай, что ещё узнал.