— А вы сделаете всех знатоками политики?
— Это, конечно, невозможно. Я покажу, что нет царя, а есть президент — политическая фигура, которую нужно оценивать. Которая не «даётся свыше», а является отражением народной воли. Не воли, которую я сам себе представляю, а той, которую народ сможет без страха высказать. Я даю выбор, которого раньше не было. Уберите этот ваш анахронизм (закрывает камеру ладонью).
— …Есть ещё какие-то планы на меня?
Пестель остановился у заросшего диким стелющимся виноградом забора.
— Пока никаких. Живите мирно, наблюдайте. В июне будет собрана армия, — Пестель погладил шершавую ветку айвы и отряхнул ладонь от сора и муравьёв. — Если к тому времени Ипсиланти с Владимиреско одержат хотя бы одну крупную победу, греки и все, кто поддерживает их, будут и на нашей стороне.
— Когда же революция?
— Соответственно, — Пестель боролся с одышкой. — Начало июля, по моим расчётам, подходящее время.
Слишком скоро.
— А когда ожидаете конец войны?
Павел Иванович шёл вглубь сада напролом, не заботясь о репьях, цепляющихся за штаны, и лепестках, осыпающихся на плечи.
— На то не наша воля, — сказал он, приминая ногой хрустящий побег.
Александр, прежде общавшийся с Пестелем только в тульчинских апартаментах и очень недолго, теперь почти с восхищением глядел на низенького, вечно охрипшего и запыхавшегося офицера, излучавшего какую-то грозную силу и не стыдящегося идти через колючие кусты, как мальчишка — просто потому, что этот путь короче.
Бело-розовый сад плыл вокруг них, сливаясь в рябь, как зеркальный лабиринт.
* * *
Пушкин проснулся, когда в сенях что-то загремело, и послышались негромкие, но смачные проклятия. Смотритель закатил глаза и зашаркал на звук.
— Ещё один, — констатировал Раевский. — Будет тесновато.
Вошёл мужчина лет тридцати пяти, в обвисшей от воды широкой шляпе, плохо выбритый и продрогший.
— П-приветствую, — не заботясь о грязных следах, он прошагал к камину и рухнул на шаткий табурет возле Раевского. — Ф-фу, до чего холодно… П-позволите? — Вошедший снял мокрый сюртук и придвинулся почти вплотную к огню. Его знобило.
— Во-ло-шин, — смотритель вписывал фамилию в журнал. — Помощник судьи… за какой надобностью?
— Прежний помощник умер желудочной болезнью, — Волошин с интересом взглянул на карту в руках Раевского. — Еду на смену, поскольку владею молдаванским языком. Хороший табак, — он принюхался и, повертев головой, остановился на Орбанжи. — Не угостите?
— Гайдук, бандит, мне угрожал, не берите, — затараторил Облепиха, хватая Волошина за руку.
— Шутите? Нет, это такая шутка? Вы — Кирилл Бурсук? — Волошин, чуть не опрокинув табурет, вскочил и подбежал к старику. — Гроза кишинёвских купцов, живой и здоровый!