«Некоторых людей просто нельзя не убивать!» Эту фразу Стив прочел в какой-то юмористической миниатюре. Так и есть. Он не слишком склонен осуждать ближних (да и с какой стати? – его самого вечно осуждали родители), но, по зрелом размышлении, согласен с тем, что некоторые люди не заслуживают жизни. Отец открыл ему на это глаза: и чем больше Стив видел, узнавал, переживал, тем лучше понимал, что старик был прав.
Как-то в юности он смотрел вестерн «Шейн». Там Шейн говорит: револьвер – это просто револьвер, он не может быть хорошим или плохим. Хороши или плохи люди, которые им пользуются.
Так ведь можно сказать и об убийстве, думал Стив. Убей кто-нибудь мать Терезу – это было бы страшное злодеяние. А вот убить Гитлера или Чарльза Мэнсона – благое дело. Что дурного в том, чтобы убить убийцу?
Стиву вспомнился Лаймен Фишер. И тот ублюдок в кафе, с кровью, стекающей по бороде.
«У меня тоже есть шанс изменить мир, – подумал он. – И только от меня зависит, сумею ли я этим шансом воспользоваться».
– Что это ты смотришь? – спросила Шерри, заглядывая ему через плечо.
Стив поспешно закрыл браузер.
– Ничего.
– Ну ты же что-то смотрел!
Он встал, потянулся.
– Просто работал.
– Я думала, в Тусоне мы с тобой наконец побудем вместе!
– Обязательно, – пообещал он.
Вдруг Шерри нахмурилась.
– Что это? Ты слышал?
– Нет. Что такое?
– Кажется, собака залаяла, – все еще хмурясь, проговорила Шерри. – Неужели в отеле позволяют останавливаться с собаками?
Стив улыбнулся и покачал головой.
– Насколько я знаю, нет.
– Надеюсь, что нет, – откликнулась она. – Не люблю собак.
Стив улыбнулся шире. Сам не зная почему, он вдруг почувствовал себя необыкновенно легко – словно с плеч свалился тяжелый груз.
– Так я и думал! – ответил он.
Она хочет, чтобы я оттрахал ее прямо дома. Я говорю: а как же твои родители? Ничего, отвечает она, им все равно, я всегда так делаю. Мне это не нравится, это как-то неправильно. Она хороша собой, пусть и всего с одной сиськой, и где-нибудь в машине или в кино я бы запросто ее отымел – но в квартире… Я думаю о своих родителях – и понимаю, что не смогу. Она обзывает меня бабой, педиком, хватает за ширинку и говорит: да у тебя же там ничего нет! Мы стоим внизу, ее отец распахивает окно и смотрит на нас. Широкоплечий, загорелый, в темно-зеленом пиджаке на голое тело. Весь в татуировках – это я даже отсюда вижу.
– Ну что же ты! – ревет он. – Давай! Поднимись и дай моей дочери то, чего она хочет!
– Да он не может! – кричит она в ответ, в ее голосе гнев и обида. – Импотент вшивый!