В другой половине дома хозяева жили. Здесь были ковры и старинные зеркала, прекрасная мебель. В большой комнате, служившей гостиной, на видном месте стояла горка, где среди изысканных чашек, ваз и статуэток красовалось большое блюдо саксонского фарфора – подарок хозяйке от одного высокопоставленного пациента. А в углу, рядом с изразцовой голландской печкой, потихоньку рассыхаясь, притулилось трофейное немецкое фортепиано. Под потолком висела массивная хрустальная люстра, в былые времена явно украшавшая не то чей-то особняк, не то какую-то церковь… Часть этих вещей была презентами благодарных больных, часть – приобретениями самой Мары Самуиловны. Нередко пациенты, которым нечем было расплатиться, предлагали ей вместо денег старинные вещи или украшения. Мара Самуиловна придирчиво отбирала понравившееся, втайне радуясь возможности по дешевке заполучить для себя и своего дома очередную ценную вещицу.
Надо сказать, что Иван Тихонович не разделял пристрастия своей супруги к коврам, фарфору и золоту. Однако, по своему обыкновению, предоставил ей полную свободу действий. Сам же поселился в маленькой комнатке, окна которой выходили в палисадник. На ее окнах стояли горшки с цветами, а под форточкой висела собственноручно сделанная им из фанеры птичья кормушка. Там он и проводил почти все свободное время, лишь иногда заглядывая во владения Мары Самуиловны и не проявляя никакого интереса к ее очередным приобретениям. Зато для нее смысл жизни заключался именно в том, чтобы ее дом всегда был и оставался полной чашей.
Поэтому она не сразу заметила и осознала, что эта чаша уже давно дала трещину. Ее старший сын Яков не оправдал ее надежд. Он был ее любимцем. Поэтому, помня собственное полунищее детство, Мара Самуиловна тщательно заботилась о том, чтобы сын всегда был одет лучше других и ни в чем не знал недостатка. Якову было невдомек, что и обилие карманных денег, и прислуга-домработница – не нечто должное и само собой разумеющееся, а итог труда его родителей. Но он быстро усвоил, что мать желает, чтобы он если не был, то хотя бы выглядел самым выдающимся среди сверстников. Но поскольку он не имел ни желания, ни навыка трудиться, то предпочитал обращать на себя внимание совсем иными способами – кутежами да хулиганскими выходками, от последствий которых его неизменно спасала мать. В мединституте, куда Мара Самуиловна пристроила сына, он не проучился и года. А все ее попытки с помощью влиятельных знакомых пристроить его на работу неизменно кончались тем, что Якова увольняли за пьянство и прогулы. А потом у нее стали пропадать деньги, а также кое-какие золотые украшения из заветной шкатулки… Мара Самуиловна знала, что это дело рук ее сына. Однако молча терпела его выходки, боясь, что, предав их огласке, повредит собственной врачебной репутации. Со временем эти кражи стали обычным явлением и продолжались до тех пор, пока однажды вечером, возвращаясь домой после очередной выпивки с дружками, Яков не попал под трамвай…