– Ну сама подумай, какой сейчас ребенок? – увещевал Игорь. – У меня скоро диплом, ты на четвертом курсе. У нас даже квартиры своей нет, через год дядя Вова вернется из Китая – и все, к родакам придется переезжать. Давай сначала встанем на ноги, тогда и можно.
– Ты думаешь, что через пару лет квартира у нас вдруг появится?
Какая‑то сомнительная логика.
– Баба Клава на меня завещание составила.
Весомый аргумент, ничего не скажешь.
– В принципе я согласна, рановато еще. – Люба задумчиво теребила короткий ежик волос на затылке. – Вот только как‑то стремно из‑за квартиры ждать смерти хорошего человека.
– А ты не жди, она сама придет, – оптимистично заверил довольный муж и полез под халатик. – Давай без презика, пока можно.
– Да иди ты! – отбрыкнулась Люба. – В следующий раз лучше зачехляться будешь. Где там твои деньги?
– Во внутреннем кармане куртки, – недовольно нахмурился муж. – Завтра же вместо пар пойдешь в больницу.
И она пошла. Сдала анализы, приехала в стационар, ее определили в палату, где лежали женщины на сохранении, и оставили ждать своей очереди. Тут‑то девчонку и накрыло. Сначала разговоры, трепетные, полные страха за маленькие жизни. Удивительно, на что только не пошли эти женщины ради того, чтобы забеременеть. Одна гормоны пила, вторая легла под иголки к какому‑то китайцу, а ей… ей просто так дали. Даже неудобно стало. В какой‑то момент дверь распахнулась и привезли каталку со спящей девушкой. Черные вьющиеся волосы, красивая вязь татуировки на бедре и кровавая ветошь между ног.
– Готовься, через полчаса твоя очередь, – равнодушным голосом сказала медсестра и вместе со второй лихо плюхнула девицу с каталки на кровать.
– Черт, клеенка перекосилась, – ругнулась вторая и кинулась ее поправлять.
Разобравшись с пациенткой, медсестры подкатили скрипящую колесами каталку к Любиной кровати и оставили, сами же удалились. Она с ужасом взирала на ветошь, стремительно напитывающуюся кровью. Когда ткань пропиталась до отказа, полилось на клеенку. Зря медсестры ее поправляли, матрац клеенка все равно не спасла.
Девчонки притихли и боязливо косились.
– Не могли отдельную палату для них выделить? – Возмущение вперемешку с презрением резало сильнее ножа. – Мы тут на сохранении лежим, а нам под нос привозят такое![1]
– Да не говори, – сердито пыхтела другая. – Я вот вообще крови боюсь.
Любу начало колотить, она сжалась в комочек и зарылась под колючее больничное одеяло. Мертвенно‑бледное лицо еще не отошедшей от наркоза девушки, периодически постанывавшей, казалось восковой маской. Черная подводка вокруг глаз лишь усугубляла впечатление.