– Я тебе буду подсказывать, – вмешалась Ждара, снимая напряжение, – ведь для того вы меня и наняли.
Люба подозрительно покосилась на компаньонку. Вчерашние слова не шли у нее из головы. «Интересно, если она сообщница герцога, почему ведет двойную игру? Она явно имеет на него зуб – сколько раз его подкалывала. А меня так вообще собирается под него подложить, причем явно не из большой любви к сводничеству. Надо с ней держать ухо востро».
Прибыв наконец во дворец, они, в отличие от не настолько высокородной знати, как седовласый, попали внутрь без очереди. Кучер зычно кричал: «Дорогу герцогу Брионскому!», вышеозначенный явно что‑то приколдовывал, так что лошади ржали, кареты сцеплялись колесами, дамы пронзительно визжали, несмотря на то что придворный этикет запрещает громкие публичные звуки. Какой позор! Вездесущие репортеры радостно крапали сенсационные строки.
Вздрогнув от громогласного объявления о прибытии его сиятельства такого‑то с подопечной, Люба во все глаза уставилась на лютую мешанину цветов, местами посверкивающую драгоценностями. На ней самой кроме сапфировых заколок в виде незабудок была лишь скромная цепочка с круглой подвеской – символом бога – покровителя Меравии. Этакий тонкий намек на толстые обстоятельства. Все дебютантки были одеты в наряды пастельных тонов, дамы постарше – более эффектно, ее же платье балансировало между первыми и вторыми. С одной стороны, вызов, с другой – еще одна дань меравийской традиции: девушек на выданье там одевали поярче.
Впрочем, не только наряд способствовал повышенному вниманию к вошедшей троице. Отлично выполненная работа по распространению политинформации, иначе говоря – банальных слухов, и, конечно, одиозная личность новоиспеченного «опекуна» сделали свое дело. От пристальных взглядов Любе стало не по себе, в них было все: от брезгливости до откровенной оценки. Дамы всячески показывали свое фи по отношению к нестандартному туалету, возмутительно блестящим волосам и просто отвратительной красоте девицы. Мужчины, напротив, все вышеперечисленное одобряли и явно жаждали познакомиться поближе, желательно без свидетелей. Единственное, что всех сдерживало, – каменное лицо и сумрачная аура герцога Брионского. Как ни странно, опекун и его подопечная неплохо дополняли друг друга, как синее море и мрачный гранит прибрежных скал. Воздушная юбка пышного платья с шелестом разбивалась о черный рельеф брюк парадного костюма, то игриво обволакивая, то в ужасе отталкиваясь. В зале стало настолько тихо, что жертве повышенного внимание очень захотелось сказать: «Бу!» – и хоть как‑то разрядить атмосферу.