— Потерпи немного, — простонал Дитер. — Пожалуйста…
И подался навстречу.
Мое тело прострелило жгучей болью. Я закричала, дернувшись, кулон вспыхнул и ожег меня, словно к коже прижали раскаленную шпагу. Дитер упал сверху, накрыв мои губы поцелуем и шепча что-то успокаивающее и нежное. Я вся дрожала и горела, не зная, оттолкнуть его или прижать сильнее, но боль постепенно уходила, оставляя место сладостной дрожи и странному ощущению наполненности. Тогда, дав мне привыкнуть к себе, Дитер начал двигаться. Сначала осторожно, боясь причинить боль, потом все сильнее, глубже, наращивая темп. Огненная лавина снова потекла по моему телу, собираясь в один пульсирующий сгусток где-то в глубине, известной только женщине. Я подавалась ему навстречу, задыхаясь от болезненного возбуждения, подстраиваясь под ритм, и с каждым движением томление становилось сильней, слаще. Уже не стесняясь, я стонала и шептала его имя:
— Дитер…
Он тоже отвечал, но я уже не понимала, что именно. Дитер задвигался быстрее, приближая меня к чему-то нереальному, болезненно-сладкому. Пульсирующий сгусток внизу вдруг взорвался и окатил меня жидким огнем. Выгнувшись в руках Дитера, я закричала, и мир затопило сладкой волной. Оглушенная и вздрагивающая, я чувствовала только, как что-то горячее выплеснулось на мой живот, и Дитер упал рядом. Он стиснул меня так, что я издала стон, уткнувшись лицом в его взмокшую грудь. Мы долго лежали в обнимку, не говоря ничего, только гладили тела друг друга, наслаждаясь долгожданным покоем и слушая удары наших сердец. Потом Дитер вздохнул и поцеловал меня в висок:
— Спасибо.
— За что? — тихонько спросила я, все еще не видя его, но ощущая волнующий запах и нежась в его руках.
— За то, что расцвела для меня, — ответил генерал. — За то, что показала мне любовь…
Меня разбудил солнечный свет, проникающий через неплотно задернутые шторы. Тонкая полоска золотилась, в ней дрожали и падали пылинки, и мягкий блик отражался в оправе очков Дитера. Он спал, повернув ко мне умиротворенное лицо, и улыбался во сне. Темные стекла были спокойны, как озерные омуты, мне было легко и не страшно. Я легонько дотронулась пальчиком до его лба, теперь гладкого, не изрезанного страдальческими морщинами, провела по прямому носу, погладила припухшие от ласк губы и подбородок с уже пробивающейся утренней щетиной.
Мой муж и самый близкий человек в этом мире. Кто знал, что кошмар обернется сказкой? Я улыбнулась и, наклонившись, прикоснулась губами к губам Дитера. Он вздохнул и схватил меня за руку.
— Ай! — взвилась я. — Испугал!