— Возможно, мы торопимся? — спросил он.
— Возможно, — согласилась я и обвела его губы указательным пальцем. — Но ты мой муж, а я твоя жена. Я больше не хочу ждать…
— И не боишься?
— Нет, — мотнула я головой, оставшиеся шпильки выпали, и волосы рассыпались по подушкам. — Ну разве… совсем немножко.
Дитер стащил рубашку через голову, и я увидела, что мускулистый торс опоясывает татуировка.
— Небесный Дракон. — Я протянула ладонь и погладила рисунок.
— Черный Дракон Мейердорфа, — поправил генерал. — А ты — прекрасный цветок из розария Адлер-Кёне.
Мы снова слились в поцелуе, я запустила пальцы в его волосы и с наслаждением перебирала их, дрожа от мучительно сладкого томления.
— Тебе не обидно проиграть пари? — В очках Дитера мелькали хитрые огоньки.
— Проигрывать надо уметь, — улыбнулась я. — К тому же за каждым поражением следует победа. Какое желание ты загадал, Дитер?
— Оно у меня одно, — сообщил генерал. — Быть с тобой…
Треснули застежки корсета, зашуршала шнуровка, и я выгнулась, освобождаясь от ненужной одежды. Дитер восторженно выдохнул и коснулся губами моей обнаженной груди. Я вспыхнула не то от смущения, не то от удовольствия, закрывая глаза и целиком отдаваясь ласке.
Дитер ласкал меня по-другому, не так, как под лестницей в поместье Адлер-Кёне, и не так, как в спальне Мейердорфского замка. Тогда его прикосновения были сильными и грубыми, на грани отчаяния и ненависти. Теперь он исследовал меня осторожно, с любовью, настраивая, как инструмент, и я отзывалась на его прикосновения дрожью и стоном, и жар прокатывался по телу, тая внизу живота.
Я вздрогнула, почувствовав прикосновение шелка к своему лицу, но Дитер погладил меня по щеке:
— Не бойся, моя пичужка. Закрой глаза.
Я сразу поняла, что хочет сделать генерал, и послушно зажмурилась, позволив ему завязать мне глаза сложенным вдвое шелковым шарфом. Все сразу погрузилось во мрак, и в нем все еще кружились и вспыхивали магические золотые искры. Ощущения стали острее, прикосновения Дитера — сильнее и жарче, и я ахнула, когда почувствовала, как платье с легким шелестом окончательно упало на пол. Теперь я осталась перед ним абсолютно беззащитной и обнаженной, какой и должна оставаться женщина наедине с мужчиной.
— Ты прекрасна, — прошептал Дитер и скользнул ладонью между моих бедер.
Жар накатил лавиной. Я всхлипнула и подалась навстречу, стискивая пальцами уже взмокшее покрывало и разводя колени, раскрываясь перед ним еще больше и еще бесстыднее. В ушах грохотала кровь, внизу живота пульсировало сладостно и больно, и когда уже стало казаться, что нельзя больше выдержать эту сладкую пытку, я почувствовала, как что-то горячее и твердое уперлось в меня.