— Юный господин! — подскочила в своем кресле мачеха.
Жюли бросилась к ней и, на ходу вынимая салфетку, запричитала:
— Я уберу, уберу. Не извольте беспокоиться, фрау Кёне.
И принялась ловко смахивать со стола. Я смотрела на Якоба и внутренне торжествовала: мерзавец, только и умеющий, что задирать девушкам платья, сидел ни жив ни мертв, вся краска в одночасье сошла с его лица, губы шлепали, как у выброшенной на берег рыбы.
— Я… я… — заикался он и не мог ничего сказать толком.
На помощь ему пришла фрау Кёне.
— Простите, ваше сиятельство, — сказала она. — Это все мой недогляд. Якоб рос крайне болезненным ребенком, немудрено, что я так долго опекала его. Но теперь, когда наши дома породнятся, он будет счастлив поступить к вам на службу в качестве адъютанта или…
— Конюха, — перебил ее генерал. — Этот дохляк годен только для службы конюхом, но не адъютантом. Как думаешь, Ганс?
Парень за его плечом шевельнулся и отрапортовал четко, по‑военному:
— Так точно, ваше сиятельство! Конюхи нам нужны!
— Почту за честь, — просипел Якоб, зеленея от злости.
Фрау Кёне поджала губы и велела подавать вторые блюда.
Принесли утку с яблоками, молочного поросенка на вертеле, рыбное филе под соусом и котлеты из рябчиков. Мне с фрау Кёне отрезали всего по кусочку, мужчины налегли на мясное, и каждое блюдо генерал запивал доброй порцией вина прямо из кувшина, который в конце концов забрал из рук адъютанта Ганса. Пил и не пьянел, держал осанку, но с каждой минутой становился все угрюмее. Рядом с ним каждый чувствовал себя не в своей тарелке, кусок не лез в горло, и фрау Кёне все порывалась что‑то спросить, но робела. Когда половина тарелок опустела, она все‑таки решилась:
— Как насчет того, чтобы обговорить дату свадьбы, ваше сиятельство?
Я замерла, забыв дышать. Снова вернулось ощущение нереальности происходящего. Я сидела в богато убранной столовой, стилизованной под старину, я — студентка из двадцать первого века. Что я тут делаю, среди драконов, виверн, господ и слуг? Бежать бы… вот только куда?
Генерал молча прожевал кусок, отхлебнул из кувшина, промокнул губы и ответил:
— Согласен. Среда вам подходит?
— Вполне, — улыбнулась фрау Кёне и повернулась к служанке: — Запиши, Жюли! Первая среда следующего месяца!
— Этого, — поправил генерал.
Мачеха дернулась, точно через нее пропустили электрический ток, высоко вскинула брови:
— Но ведь это…
— Послезавтра.
Теперь дернулась уже я. Не может быть! Я не согласна! Почему никто не спрашивает меня, хочу ли я выходить замуж?
— Ну, знаете… — начала я и получила обжигающий взгляд от мачехи.