— Со мной все в порядке. Недаром любезная мачеха говорила, что вместо того чтобы зачахнуть, я цвету, как пион. Что, если все ошибались? Что, если есть и другие условия для снятия проклятия? Вашему герцогу не нужно будет больше таиться и хоронить собственное прошлое, и никто из девушек не умрет. Идемте же, Ганс. — Я потянула его за рукав. — Идемте.
Я выбежала из комнаты, адъютант за мной.
Было немного не по себе. Как отреагирует генерал, когда увидит меня, живую и невредимую? Почему проклятие не подействовало? Я вспомнила, как что-то лопнуло в тот момент, когда василиск поглядел смертоносным взглядом, и снова рассеянно тронула кулон. Он больше не обжигал, но был теплым и приятным на ощупь. Жюли сказала, что это память о моих родителях. Возможно, в нем кроется какая-то тайна? Или дело в моем иномирном происхождении? Все это только предстояло выяснить, а пока мы шли по коридорам, пульс колотился в такт шагам, и я не думала, что скажу генералу, когда увижу его, а думала о девушках, которые навсегда застыли каменными изваяниями. А еще о том, что едва не стала одной из них.
Мы еще не дошли до дверей, как с улицы донеслись выстрелы. Ганс остановился столбом, а потом рванул к лестнице.
— Куда? — ахнула я.
— Возвращайтесь в комнату, — вместо ответа крикнул адъютант. — Это может быть опасно.
— Вот уж нет.
Я подобрала платье и бросилась следом. За первым выстрелом прозвучал второй, потом послышался звон разбитых бутылок и свист.
Мы пронеслись мимо часовых, и Ганс погрозил одному из них кулаком, прошипев на бегу:
— Куда смотрел, морда? Почему его сиятельство упустил?
— Приказал, вашбродие! — промычал часовой. — Застрелить грозился!
— Я тебя самого застрелю, сукин ты сын! — в запальчивости пообещал адъютант, схватился было за пистолет, но передумал и, взяв меня под локоть, вытащил в сад.
Снова выстрел и звон бутылки. Потом во все горло, невпопад, песня:
Денег нет, счастья нет!
Все прошло, Августин!
Ах, мой милый Августин…
— Однако как он убивается по своей жене, — делано восхитилась я, взметая юбками гравий и опасливо поглядывая по сторонам, боясь, что увижу склонившиеся у дороги статуи, но бежали мы, к моей радости, через другую аллею. — Может, не будем мешать его счастью?
— Напротив, — отдуваясь, возразил Ганс. — Мы должны. Если его сиятельство уйдет в загул, это надолго.
— Так что из того? — хмыкнула я.
Рассвет едва золотил небо, утренний ветерок приятно обдувал лицо.
— Я понимаю ваше негодование, фрау, — бросил Ганс через плечо. — Вы только что по счастливой случайности избежали смерти. Но представьте, что на краю пропасти может стоять целая страна.