- Ты чего? – удивился парень.
- Я? Ничего.
Она неловко подползла, схватила книгу и на миг задумалась: ползти, не останавливаясь до двери или все же подняться и выйти по-человечески.
- Оставила бы ты его, - проговорил квартирант, с усмешкой следящий с кровати за ее возней. – Малого. Жалко ведь, пусть отоспится. А я бы присмотрел…
В какой другой день она наверняка отказалась бы. Кто ей этот парень, чтобы доверять ему самое ценное, что осталось у нее в жизни? Но сегодня представила, как потащит сонного малыша по свежим сугробам, когда и самой никуда идти-то не хочется, и согласилась, строго-настрого велев, если что, тут же вести Люка к ней в лавку.
Нельзя сказать, что Валет любил детей. Но нельзя и сказать, что не любил.
Этот, по крайней мере, тихий, не то, что вечно орущие демонята, мешавшие спать на прежнем месте. Да и поладили они вроде: не зря в первый день почти банку малины пацаненку скормил. Но каким бы расчудесным тот ни был, Тьен ни за что не напросился бы в няньки, не приди ему в голову забавная мыслишка.
- Ну что, Люк, - спросил он малого, сперва накормив его до отвала и напоив сладким чаем, - пойдешь со мной на дело? Напарник позарез нужен.
Пойти малой, может быть, и не пошел бы, но поехать «на дело» в салазках, запихнув за щеку леденец и заручившись обещанием свежей «лосадки» накупить еще пирожков и конфет, не отказался.
Двор за ночь засыпало снегом, так что, прежде чем выйти, пришлось браться за лопату и расчищать проход к калитке. Какая-то тетка смотрела из окна соседнего дома, но местных Тьен уже перестал опасаться: если Софи не волнует, что скажут соседи, узнав, что у нее живет какой-то парень, то ему на это и подавно плевать. Жандармам донесут? Так ведь повода нет – мало ли, может, родственник какой.
Тротуары за забором уже размели дворники, присыпали кое-где песком, и салазки жалобно скрипели, когда снег под полозьями сменялся жестким крошевом. Помня, кого бог бережет, Валет решил перестраховаться, а потому от дома сразу рванул к старому парку. Люк заливался смехом: новый ездовой оказался порезвее квелой сестрицы, и мальчишке это понравилось. В парке они покружили пустынными тропками, подергали припорошенные снегом ветки деревьев, скормили прихваченную для такого случая булку жившим на крыше летнего театра голубям и отправились дальше. Спустились к реке, а там уже по узким обледенелым улочкам вдоль доков - прямиком к слободской заставе.
На подходе к старому железнодорожному переезду Валет натянул на глаза шапку и, подняв воротник пальто, обмотался шарфом так, что видны оставались лишь нос да разрумянившиеся на морозе щеки. В таком виде он мало отличался от прочих, вышедших из дому в студеный день, горожан, но ничем уже не напоминал былого верткого вора, даже в лютые морозы шнырявшего в толпе налегке и с непокрытой головой. А радостно улыбающийся малыш в салазках, время от времени улюлюкающий, требуя ускорить ход, - искусный финальный штрих. Ну идет себе какой-то студиоз (на мастерового по одеже не похож), везет братишку на саночках. А может, и сынка. Тьен, конечно, фактурой на взрослого мужика не тянул, разве только ростом, хоть тоже не каланча, так и наследника заиметь – дело нехитрое.